Прелат внимательно смотрел на женщину. Слишком откровенный для вдовы вырез дорого бархатного платья невольно притягивал его взгляд. Он скрипнул зубами и отвернулся.
— Чего ты добиваешься Инесса? — процедил он. — Ты выбрала другого. Бросила нашего сына, отдав его на усыновление нищей дворянской семье. Ни разу! — он повернулся, с ненавистью глядя на нее, — Ни разу ты не поинтересовалась тем, как сложилась его судьба. И вот теперь ты без приглашения вваливаешься в мой замок. Подумать только, вдова! Просит защиты! Да я рад, что твой муженек сдох! И жалею, что у меня самого тогда не хватило решимости его прикончить.
— О, вот то, что я называю христианским состраданием и милосердием, — усмехнулась Инесса. Глаза ее сузились от гнева. — И это я слышу от возможного будущего отца церкви, — она хотела добавить что-то еще не менее колкое. Но, сжав губы, быстро взяла себя в руки. — Я пришла не для того, что бы ругаться. Мне, правда, без тебя не справиться, — сказала она миролюбиво. — Да, я выбрала другого. Потому что полюбила так, как никогда никого не любила в жизни. Я и до сих пор его люблю. Я уже извинялась перед тобой за это. Извини. Я могу попросить прощение еще раз.
Прелат напряженно молчал, пристально глядя на женщину.
— Ты упрекаешь меня сыном, — продолжила она. — Но я дала этим нищим дворянам столько денег, что они просто обязаны были стать богатыми. Они присылали мне несколько писем, заверяя, что с ребенком все в порядке. Ты же знаешь, что мальчики обычно не идут в мою породу. И заниматься его воспитанием самой, было бы пустой тратой времени. Да и муж вряд ли бы одобрил появление ребенка-пасынка до свадьбы.
— Ты не мать, — укоризненно покачал головой прелат, — ты чудовище. Эти дворяне отдали ребенка на воспитание своим крестьянам в деревню. А те, не видя особой заинтересованности со стороны господ, отправили мальчика к своим дальним родственникам в Испанию. Пятилетний ребенок стал практически рабом, следящим за скотом. А потом его вместе с приемной семьей вязли в плен мавры и продали арабам. Я нашел своего сына через семь лет упорных поисков изможденным и умирающим от непосильной работы. Я выкупил его и вырастил. Дал имя, заставив раскаяться незаконных приемных родителей. Посвятил в рыцари. Сейчас Эрмон мой коннетабль.
— Он знает, что ты его отец? — уточнила Инесса.
— Нет, — покачал головой прелат, — моя репутация должна быть безупречной. Ты ведь прекрасно осведомлена о моих планах на будущее? Предупреждаю, если ты собираешься мне мешать… — он многозначительно посмотрел на нее.
— Ты как всегда прав, — Инесса задумчиво кусала губы. — Я плохая мать. Ты хороший отец. Я не собираюсь угрожать тебе. Ты мой единственный друг в этом мире. Никто не знает обо мне столько, сколько известно тебе. Я, на самом деле, пришла за помощью. Так как прочитала в книге судеб, что лишь мы с тобой сможем остановить безумие, надвигающееся на этот мир. Я не справлюсь без тебя, а ты без меня. И знаешь, я не хочу больше быть плохой матерью. Сейчас опасность угрожает моей дочери. Я пошла на страшное преступление, изменив судьбу одного человека, который должен был умереть. Но теперь он жив, для того чтобы защитить мою малышку, Марион. А герцог и, правда, мертв, — голос Инессы дрогнул, — Его убил собственный сын … наемник… на охоте… кинжалом в спину. — Инесса говорила все тише и тише. Ее последние слова потонули в рыданиях.
Прелат подошел к женщине, и она больше не сдерживаясь, уткнулась в его плечо, продолжая плакать.
— Инесса, девочка моя, — произнес он растерянно и нежно погладил ее по голове, — Я обещаю, что помогу тебе. И дочь твою мы найдем и спасем. Все будет хорошо, поверь мне, — продолжал он гладить по голове такую сильную и такую беспомощную женщину.
Иван Карлович внимательно посмотрел на группу беснующихся людей и осторожно выехал из гаража им на встречу. Джованни-медсестра замахала руками. Она что-то кричала, призывая людей к бою. Несколько человек с палками бросились к машине.
— Мамочки, что же это, — всхлипнула Ирина на заднем сиденье.
— Не волнуйтесь, милая. Держитесь покрепче, — упокоил ее главврач.
Он уже знал, что будет делать. Подпустив бегущих с палками людей поближе, он выкрутил руль и дал задний ход, двигаясь вглубь больничного двора. Люди бросились за ним. Двор становился шире, образуя почти правильный круг. С этой стороны его ограничивала довольно высокая кирпичная стена. Ехать дальше было некуда. Машина попала в ловушку. Преследовавшие его люди тоже это поняли. Они стали радостно кричать, грозить ему кулаками, приближаясь к автомобилю. Явно запыхавшаяся толстушка-медсестра, расталкивая всех, вышла на середину двора. На лице у нее сияла плотоядная ухмылка.
— Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, — считал что-то врач. — А теперь не подведи милая, — похлопал он по рулю машину и вдавил педаль.