Агриков меч

Им даже не пришлось вновь приближаться к Мурому. С наступлением сумерек на обоих берегах выше и ниже города запылали большие костры. Отблески огня перечерчивали Оку зыбкими полосами, делая невозможной всякую попытку просочиться украдкой.

— Эх, сейчас бы дождичек хороший, с ветерком, с тучками, — произнёс мечтательно Тарон. — Проскочили бы, прикрываясь мглой. Можешь ты, чародей, тучек нагнать?

Сокол с силой втянул ноздрями ночной воздух. Сухой, пряный, хранящий всё ещё солнечный жар, он обещал на ближайшие несколько дней прекрасную погоду. Дождём даже не пахло. То есть буквально.

— Нет, не могу, — сказал он. — Небо чистое. Таким, по всей видимости, и останется. Неделю дождя не будет.

— Значит, в Елатьму возвращаемся, — вздохнул корабельщик. — Эх, плакал приварок, а как хорошо всё начиналось. И зачем Ромку слушал…

— Александру-то расскажи, что здесь творится, — попросил чародей. — Чай не у одного тебя приварок.

— Сам и скажи, — удивился просьбе Тарон. — Тебя князь быстрее послушает.

— Мы здесь сойдём, — сказал Сокол. — Разведать нужно, посмотреть, что за люди на Муром польстились? Если получится, кинем весточку Александру, но ты всё же предупреди.

— Оно, конечно, узнать надо, — согласился Тарон. — Соседи как-никак. Да и торговля наша от них теперь дюже зависит.

Тарко без лишних вопросов поднялся в струг и, схватив вещи, вернулся на берег. Он привык уже доверять чутью старшего товарища.

— Эй, постойте! — подал голо Рыжий. — Там же сражение идёт, стрелы пускают, если вы не заметили.

— А ты можешь с Тароном остаться, — сказал ему Сокол. — Переждёшь в Елатьме, пока купец твой уедет, да и домой спокойно вернёшься.

— Ну уж нет, я с вами, — поднялся Рыжий.

Все его вещи помещались в холщовой сумке, которую он всегда носил на плече.

— Как знаешь, — бросил Сокол через плечо.

Корабль ушёл среди ночи и утра они дожидались на берегу одни. Костра не разводили, опасаясь лишнего внимания, и просто дремали, коротая время, а как рассвело, отправились вглубь леса.

Почти сразу же небо резко потемнело, и начался сильный ливень.

— Надо же, — удивился Сокол.

Он подставил дождю ладонь, точно проверяя его подлинность. Но скоро тот полил так сильно, что доказательство подлинности захлюпали под ногами и потекли за шиворот.

— Говоришь, неделю дождя не будет? — ухмыльнулся Рыжий, прижимаясь спиной к сосновому стволу. — На востоке тебе отрубили бы голову за такое предсказание.

Чародей смерил спутника взглядом, как бы прикидывая, во что бы такое омерзительное превратить наглеца. Потом усмехнулся, отдав должное его образованности.

— Поэтому-то на востоке уважающие себя предсказатели приучились разговаривать малопонятным для всех прочих людей языком иносказаний. Если что-то не так — виноваты не они, не предсказатели, а скудоумные толкователи. Оттого все пророчества стали мутными, бесполезными для дела, зато иносказания обогатили поэзию.

— Уж не знаю в чём тут хитрость, — буркнул Рыжий. — Разве только воду, что мне за шиворот налилась растолковать как божественную купель.

Шутки шутками, но промах с погодой вызвал у Сокола досаду. Он редко ошибался с приметами, хотя за долгую жизнь случалось, конечно, всякое. Но прозевать дождь было уже чересчур. Судя по всему, их с Тарко путь проявил норов, выкинув очередное коленце. Как в переносном смысле, так и в прямом, учитывая, что вместо приятного необременительного сплава к Мещёрской Поросли они теперь с трудом пробирались через дикий лес, направляясь к тому же совсем в другую сторону и совсем с другой целью. Хотя насчёт цели, как посмотреть. Меч отозвался теплотой, почувствовал кого-то поблизости, и в таком случае поворот, возможно, возвращал их на путь, а не уводил с него.

***

К полудню они вышли на сплошь изрытую ямами поляну. На краю, под раздвоенной сосной стоял шалаш, вокруг которого валялись в беспорядке вещи, выложенные на просушку, а перед входом едва дымились остатки костра. Посреди раскопок, сильно размытых недавним ливнем, опёршись на лопату, горевал молодой парень. Увидев выходящих из леса людей, он сперва вздрогнул, но, видимо признав гостей неопасными, вернулся к своей печали.

— Что случилось, православный? — спросил его Рыжий. — На лужайке места живого нет!

— А, — отмахнулся тот.

— Клад не даётся? — догадался Рыжий.

Парень не ответил, но и возражать не стал.

— Тоже мне беда! — продолжил Рыжий. — Клад дело такое. Ненадёжное, знаешь ли. Мне вот и то в лучшем случае один из десяти даётся, а я уж, поверь на слово, повидал их всяких, кладов-то. И на сто монахов заговорённых, и мертвецом кусачим охраняемых. А то такие бывают, что серебром вытаскивать нужно.

— Так ведь то клад, чужое добро, а тут я сам тайник устроил, — прорвало вдруг парня. — Обидно своё-то потерять. Месяц назад всего свёрток припрятал, веточкой отметил. Всё как положено. Никакого там хитрого заговора, никаких ловушек. А неделю назад пришёл — веточка на месте, а под ней пусто.

Рыжий присел рядом.

— Значит, проследили за тобой, — предположил он с сочувствием в голосе.

— Кто? — удивился тот.

— Мало ли в лесу глаз чужих.