Агуглу (Тайна африканского леса)

Крокодил вскипел от гнева Он скорчился, нырнул, появился снова и, чуть не согнувшись пополам, быстро повернулся вокруг самого себя. Вода, взметнувшаяся снопом, скрыла от нас конец драмы. Но среди водяных брызг мы успели заметить маленькое тело, бившееся в страшных зубах: обезьяна медленно погружалась в глубь солоноватой воды, с выкатившимися глазами и искривленным от ужаса ртом.

Пруд снова погрузился в ясную безмятежность сна. Свесившись со стеблей, плотоядные орхидеи, под роем мух, полуоткрыли свои прожорливые губы. Иногда из гущи папирусов с резким криком автомобильного гудка снималась болотная птица и улетала, распластав зубчатые крылья и вытянув к солнцу свою гибкую, как у змеи, шею.

Наконец, солнце закатилось. Мы еще никогда так страстно не ждали наступления ночи. Малейший шум пробуждал в нас страх. Уж не шел ли Фои? Раздвинув высокие стебли папируса и камыша, мы внимательно оглядывали берег, но наша надежда всегда нас обманывала.

И вот кваканье лягушек огласило воздух. Через правильные промежутки времени, жаба стала трубить в свою трубу. Вдали заревел слон. Пришедшие к водопою носороги грубо вытаптывали камыши. Подняв лапу и устремив в нашу сторону светящиеся во мраке глаза, пантера, заметив нас, замяукала, плюнула, вытянула волоски своих усов вдоль морды и в один прыжок исчезла.

Нет, решительно, Фои не придет. Мы покинули наше убежище в камышах, но тем не менее, все же не решались отдалиться от берега пруда.

Когда розовая полоса возвестила о наступлении утра, мы увидели, наконец, того, кого ждали.

Он бежал по склону холма, оглядываясь назад. Увидев нас, он поднял руки к небу и, еле переводя дух, крикнул нам:

— Скорее прячьтесь в камыши: они напали на мой след, нельзя терять ни минуты!.

Увы! Было уже поздно, так как отпечатки наших ног ясно виднелись на берегу.

Час спустя, связанные вместе, мы под гиканье и крик тащились обратно по дороге к жилищу.

Жалобно причитая, плелся Фои, руки которого были связаны вместе с руками Абу-Гуруна.

— Успокойся, — сказал ему нубиец, — это было написано в книге судеб.

Он прибавил, проводя руками по лбу:

— Все пути — прообразы жизни. Так или иначе, они приводят нас к концу наших дней.

Нас заперли всех четырех — Абу-Гуруна, Муни, Фои и меня — в пещере, которая уже раньше служила мне тюрьмой. Я нашел там ту же прохладу, тот же мрак, ту же тишину, прерываемую падением водяных капель, стекавших по сводам.

Мы долго не говорили ни слова. Внезапно раздался голос Фои, отраженный скалой.

— Это моя вина. Зачем я возвратился в жилище? Очень надо было мне интересоваться, какое впечатление произвело наше бегство!

Муни прервала его:

— Оставим это; лучше сообщи нам о Сао. Ее-то, по крайней мере, тебе удалось спасти?

— Да, — ответил он, — я отвел Сао к ее племени. Когда вы будете свободны, я отправлюсь к ней.

Увы, будем ли мы когда-нибудь свободны?!

X КАА

— Вставайте! — крикнул Мур, появляясь на пороге пещеры.

— Боже мой, час наступил! — вздохнула Муни, искавшая моей руки, чтобы сжать ее в своей.

Со времени нашего неудавшегося бегства, мы каждое утро ждали этого неизбежного трагического момента.

Нас собрали на плоскогорье, над жилищами. Там я, к моему горю, был разлучен с моей подругой. Среди толпы других женщин, намеченных в дар патриарху, она поднялась на цыпочки, чтобы бросить мне последний взгляд, когда отряд, к которому я принадлежал, тронулся в путь.

Погода была пасмурная.

Из предосторожности нам крепко связали руки волокнами рафии. Мы шли так под густым ледяным туманом, Абу-Гурун, Фои и я, окруженные шумной толпой Агуглу, не спускавших с нас недоверчивых взглядов.

По мере того, как мы приближались к высоким вершинам, дорога делалась все затруднительней среди потоков лавы и шлака, вздувавшихся от кипения и просверленных подземными парами; в продолжение тысячелетий воды гнали эту лаву по склонам гор. Когда туман рассеялся, появилась местность, где царил ужас полного хаоса. Почва была вспучена, исковеркана, изрыта попеременными приступами потоков и подземного огня. На склонах горы виднелись естественные пещеры с узкими входами, закрытыми кустарником.

— Это здесь, — тихо сказал Фои.

Он указал на глубокую нору, всю изборожденную выбоинами и изрезанную корнями молочая, образовавшими на откосе нечто вроде витой лестницы. Устремив глаза вверх во избежание головокружения, мы начали спускаться гуськом, цепляясь за корни растений и выступы скал, служившие нам точками опоры.

И гора поглотила нас своей темной пастью.

Не в царство ли ночных птиц мы попали?

Испуганные нашим приходом летучие мыши, летучие собаки, галки, совы и козодои в тревоге забили крыльями по скалам.

Мы шли в глубоком мраке, вытянув вперед руки, спотыкаясь о выбоины, на каждом шагу ударяясь лбом о выпуклости свода. Большие капли стекали со сталактитов, падали на наши плечи и беспрестанно ударяли по рукам и коленям.

Это шествие во тьме продолжалось несколько часов. Внезапно Агуглу, ведший нас по этому лабиринту, обернулся в трудном месте. Блеск его глаз странно усилился.

Им была озарена вся верхняя часть его лица.