Агуня

Несмотря на то что я увлеклась магическими упражнениями, услышала, как зашуршали ветки, покрытые молодой листвой, пропуская чьё-то крупное тело на прибрежную поляну. Клёкот, доносившийся из кустов, становился громче, и, готовая ко всему, я настороженно ждала появления зверя. Но, путаясь в гибких ветвях, на поляну выскочила птица размером с большую собаку. Клюв приоткрыт, как от жары, крылья бессильно волочатся по земле, глаза готовы выскочить из орбит. Она смешно крутила головой, выискивая место, потом перепрыгивала, стараясь ступать на землю, не покрытую травой. Завидя меня, птица остановилась, рассматривая одним глазом, потом что-то углядела и стремглав бросилась к ступе, за которую я поспешила спрятаться. Пересекши границу, разделявшую поляну на территорию клещей и свободную от них, несчастная, уже не обращая на меня внимания, обессиленно присела, подогнув ноги. Сначала из-за укрытия, потом, осмелев, подойдя поближе, я рассматривала гостью. Это была курица. Курица-монстр, судя по всему, была легендарной Рябокурой. Значит, сейчас и Дедобаб подвалит. Может, сбежать, пока не поздно, как Инк советовал? Но тут курица как-то по-человечески вздохнула, и я присмотрелась к птице повнимательнее. «Ёжкин кот!» — выругалась шёпотом и пошла спасать несушку от облепивших её клещей.

— Птица, ты русский язык понимаешь? Нет? Ну, тогда так терпи. Без уговоров, — говорила я, чтобы подбодрить себя, плетя вязь очищающего тело заклинания. Лишь бы не убежала! Но Рябокуре было не до бегства. Птицу надо было лечить.

Заклятие вздыбило все перья на теле, с которого обсыпались дохлые кровопийцы. Сметя небольшим воздушным потоком кучу трупов к границе, я принялась врачевать.

— Знаешь, курица, я уже чувствую себя межгалактическим Айболитом. В какой мир не приду — везде лекаркой подрабатываю, — говорила, не задумываясь о словах, лишь бы заглушить пустой болтовнёй страх от приближающихся за спиной тяжёлых шагов. Но остановить вливание силы в полумёртвую птицу не могла.

Глава 10

— Эыо! Ыоа! У! — раздалось за спиной, и над головой просвистела дубина. Перелетев через наши с курицей головы, она врезалась глубоко в землю.

— Эоу! Бодох! У! — я втянула голову в плечи, ожидая удара в спину или по голове.

Но услышала только сопение и увидела, как над нами нависла борода Дедобаба.

— З-з-драс-сти! — пролепетала я и отпустила Рябу.

Птица бодро встала, отряхнулась, отошла на пару шагов и резво принялась разгребать землю в поисках вкусненького. Видя, что питомица жива и даже здорова, её хозяин ткнул в меня пальцем, едва не дотронувшись носа:

— Бодох оду?

Эх, сейчас бы серьги мои или заклинания перевода папашки Кощея, чтобы понять, что лопочет эта лохматая образина. Хотя… Управлялась же и без артефактов раньше.

— Бодох жива? — повторно прогремело над поляной, но уже понятно для меня.

— Жива, жива! Сам смотри! — оглушённая, я потрясла головой, разгоняя звон в ушах.

Хотела сделать пару шагов назад, отодвигаясь от нависающего чудовища, но наступила на длинный подол своей юбки и шмякнулась в измятую траву. Запрокинула голову, пытаясь рассмотреть хозяина курицы, и опять ахнула: «Да что же это он?! Сам себя обобрать не может?» Дедобаб промахнулся потому, что почти ничего не видел. На его веках гроздьями висели раздувшиеся клещи. Вспоминая и бурча про себя все матерные слова, что знала, подобрала юбку, встала и громко приказала:

— Сидеть!

Не ожидавшее такой наглости, горное чудище прытко село на землю, калачиком подвернув ноги.

— Буду лечить! Сиди смирно!

Новоиспечённый пациент начал было ворчать, но тут вмешалась курица. Подбежала под руку хозяина, заластилась, заклекотала что-то, понятное только им. Дедобаб успокоился. Прикинула масштаб работы. Ряба в три раза больше Филиппа, а этот раз в десять больше курицы. Вопрос: сколько силы необходимо для того, чтобы заклятие случайно не убило спасаемого? «Господи, благослови!» — и голубое облако окутало жертву кровососущих насекомых. Еще через минуту он отряхивался от осыпающихся иссохших трупиков паукообразных. Потер глаза, разлепил воспалённые веки, осмотрел поляну с измятой травой, подхватил на руки курицу, прижался лицом к перьям:

— Бодох… — столько любви и нежности было в этом рыке.

«Мой ласковый и нежный зверь», — пронеслось в голове. Но «ласковый» отпустил птицу на землю, запустил руку под меховую жилетку, почесался и рыкнул:

— Не всё!

— Что «не всё»? — на всякий случай сделала несколько шажков к ступе — совет Инка о бегстве постоянно держала в голове.