Ай-ай и я

Поскольку вас не каждый день приглашают в княжеский дворец в Монако, я посчитал, что сему мероприятию надлежит придать соответствующий блеск. А потому разместился вместе со своим женским эскортом (жена, секретарша и одна давняя приятельница) в роскошном отеле, откуда было слышно шуршание бумажек в казино. Вздыбив свои вкусовые сосочки изысканным аперитивом, мы вступили в зал ресторана, встреченные подобострастным метрдотелем и шеренгами учтивых официантов. Только мы отведали нежнейший овощной суп, холодный, будто нос белого медведя, и официанты в торжественной тишине поставили на стол варенного в шампанском и сливках лосося, как появился Томас Лавджой, всем обликом похожий на единственную выжившую жертву страшного месопотамского землетрясения. При виде его у метрдотеля вырвался вибрирующий писк, какой издает морская свинка, на которую вдруг наступил битюг. Честно говоря, я вполне разделял его чувства.

Одна рука Тома сжимала содержащий, видимо, все его земное имущество портфель, изготовленный из кожи престарелого крокодила, страдавшего проказой. Костюм его выглядел так, будто в нем поочередно спали семнадцать бомжей, а восемнадцатый выбросил на свалку. Рубашка была сероватого цвета, только участок, окружающий шею, — черный. Галстук (некогда, вне сомнения, смотревшийся великолепно) выглядел так, будто его задумчиво пожевал и потом выплюнул какой-нибудь не одаренный большим мозгом динозавр. Довершала ансамбль обувь — Чарльз Чаплин много лет безуспешно пытался придать своим ботинкам такой вид. Изборожденная складками кожа, что твой грецкий орех, торчащие вверх флагштоками носы, отчаянно цепляющиеся за верха подметки… Казалось, приди вам в голову неразумная мысль изучить их поближе, непременно подцепите какую-нибудь заразу.

— Привет всем, — сказал Том, втискивая свою неприглядную плоть в кресло. — Извините, что опоздал.

Мой женский эскорт воззрился на него так, как если бы он был жабой, притаившейся на дне тарелки с супом. Сами все такие нарядные, в шелках и сатине, намазанные, расфуфыренные, источающие дорогие благоухания, словно летний луг после первого укоса, а тут среди них этакое чучело огородное.

— Надеемся, ты не собираешься в таком виде являться во дворец к княгине Грэйс? — дружно молвили они грозным тоном.

— А что? — удивился Том. — Чем я вас не устраиваю?

Они объяснили ему — чем. Казалось бы, за много лет я наслушался, как женщины препарируют своих мужчин, но такого обстоятельного и жестокого разбора не припомню. Тому велели бегом подняться наверх, где, сколько он ни возражал, заставили раздеться чуть ли не догола, и пока Том сидел, завернувшись в банное полотенце, на моей кровати, гостиничная обслуга занялась его платьем.

— Не все ли равно, как я выгляжу, — обиженно заявил Том. — Вчера я завтракал вместе с президентом Перу, и он ничего не сказал.

— Есть женщины, которые судят о человеке по одежде — ответил я. — И я уверен, что княгиня Грэйс — одна из них. У этих женщин особое зрение и встроенный радар. Приведи их в зал, где собралось три сотни людей, и они тотчас заметят микроскопическое пятно яичного желтка на галстуке мужчины в дальнем конце помещения.

— Но я же не виноват, что мой багаж потерялся в Париже!

— Не станешь же ты объяснять ей это. Она решит, что ты всегда выглядишь точно старьевщик.

Наконец одежда Тома вернулась, уже не такая похожая на посылку с театра военных действий в Крыму, и, пока он одевался, я вкратце просветил его насчет придворного этикета.

— Не забудь поклониться, когда она подаст тебе руку. И называй ее либо «ваша светлость», либо «ма-ам».

— «Ма-ам»? — переспросил Том.

— Ну да, это сокращенное «мадам».

— А можно, я стану называть ее миссис Ренье?

— Ни в коем случае. Держись лучше за титул «ваша светлость».

Мы заняли места в такси и поднялись на холм, откуда глядит на сверкающую гладь Средиземного моря сказочный розовый дворец. У ворот нас остановил строгий часовой в форме, какую мог носить кто-то из героев оперетты «Нет, нет, Нанетт» или еще какого-нибудь экзотического мюзикла. Нас проводили в обитель секретаря княгини и попросили подождать минутку.

— Классный особнячок, — заметил Том, созерцая мрамор и золоченую резьбу на дереве.

— Ради Бога, не забудь, что я тебе говорил, — сказал я, считая, что Том, как председатель нашего американского Совета, должен первым приветствовать княгиню.

Секретарь открыл дверь, и нас провели в кабинет. Ослепительно красивая и элегантная княгиня поднялась из-за рабочего стола и направилась к нам улыбаясь. И тут я с ужасом увидел, как Том приветственно машет ей рукой.

— Привет, Грэйс, — сказал он.

Стремясь исправить положение, я поспешил взять слово.

— Ваша светлость чрезвычайно добры, что нашли время для нас, — пролепетал я. — Разрешите представить вам доктора Лавджоя, председателя нашего американского Совета, а моя фамилия Даррелл.