Ай-ай и я

Мы поднялись к домику животных посмотреть, что съели наши пленники. Это всегда волнующий момент — если животное начинает есть сразу, можно вздохнуть с облегчением. Если же нет — приходится ломать голову, как заставить его есть. Я надеялся, что соседство Верити, который лопал, как поросенок (простите, что повторяюсь), разбудит аппетит и у вновь пойманной самочки. К нашему разочарованию, этого не произошло. Только на палке сахарного тростника были едва заметны следы зубов, а самка по-прежнему подозрительно взирала на нас, точно старая дева на притаившегося у нее под кроватью хиппи с гитарой, Отношение детеныша было куда более терпимым — он был даже рад, что цирк опять приехал. Мы заметили, что бананов поубавилось, но подозревали, что это скорее детеныш, чем мамаша.

Когда у тебя два животных в одной клетке, трудно судить, сколько кто съедает, разве что установить круглосуточное наблюдение. Впрочем, в данном случае мы знали, что с детенышем все в порядке и что он по-прежнему выдаивает маму как корову. Все, что нам оставалось сделать, — взять самку под тщательное наблюдение и молить судьбу, чтобы она поскорее снизошла до нашего щедрого угощения, иначе придется скрепя сердце отвезти обоих туда, где их поймали, и выпустить. Мы поворчали на Верити, что он недостаточно усердствует в подавании примера. Так или иначе, мы вынуждены были ждать. Самка пребывала в хорошем состоянии, и несмотря на то, что детеныш нещадно высасывал ее, ничего страшного бы не случилось, если бы она пару дней поголодала.

В эту ночь мы наблюдали за тем, как Верити продолжал свои набеги на хлебные шарики с медом и личинок, облизываясь на кокосовый орех и сахарный тростник; но, видимо, он почувствовал, что нас больше интересует происходящее в соседней клетке. Следующее утро принесло облегчение. Самка съела трех личинок и надкусила хлебные шарики., Похоже, она была уже не в таком напряжении, хотя по-прежнему боялась входить в ящик, где было устроено гнездо. Мы нарекли ее Мина — в честь нашей доброй мальгашской знакомой, но по-прежнему спорили о том, как назвать сына. На следующую ночь Мина добавила к своему рациону сахарный тростник, что было добрым знаком.

Кью, Джон и Жулиан, как обычно, отправились с наступлением сумерек на охоту. На сей раз уходили в приподнятом настроении — появление Мины с сыном придало всем духа. Около полуночи они вернулись с триумфом — Жулиан сиял и хохотал, а Кью и Джон изо всех сил старались выглядеть так, будто каждый день приносили по ай-ай. Наградой для ловцов стала красивая, лоснящаяся молодая самка. Изучив ее со всех возможных позиций и отдав должное ее шарму, мы без особых проблем пересадили зверюшку в новую клетку.

— А трудно было поймать? — спросил я.

— Да нет, — сказал Кью. — На это дерево, в отличие от некоторых других, оказалось очень просто залезть. Она как раз сидела в гнезде, тут Жулиан ее и цапнул. Но боюсь, она волнуется о детеныше.

— О каким детеныше? — спросят я с удивлением.

— Она была с детенышем, но, пока Жулиан ловил ее, тот убежал.

— И вы его там так и оставили? — поразился я.

— Да, пришлось. Мы, конечно, обыскали все, но я беспокоился о матери. Хотел поскорее привезти ее и посадить в подобающую клетку. Жулиан сказал, что детеныш все равно вернется к гнезду, и с утра мы первым делом съездим и поймаем его.

— Похоже, Жулиан прав, — согласился я. — Не думаю, чтобы детеныш уже гулял сам по себе. Подозреваю, что он еще не отнят от груди.

— Да мы наверняка его поймаем, — утешил меня Джон. — Жулиан так просто уверен.

В ответ я кисло улыбнулся, потому как был взволнован.

— Да, по если он, не дай Бог, ошибается, вам придется отнести самку назад и выпустить в том же самом месте, чтобы она смогла найти детеныша, — сказал я.

— Сделаем, сделаем, — умиротворяюще заметил Кью.

Я очень беспокоился о малыше, и даже известие о том, что все наши ай-ай хорошо пообедали, не стало мне утешением. Я вообразил, как глупого маленького несмышленыша преследуют орды разъяренных крестьян со сверкающими острыми мачете: поймать, повесить, четвертовать гаденыша! Потом в моем воображении возникла картина, как он столкнулся лицом к лицу с мягкой, похожей на пуму фоссой, о существовании которой он и не подозревал и которая сцапает его одним мановением бархатной лапы и отправит прямо в алчную розовую пасть. Или — что может быть хуже! — он встретит на своем пути Кошку с Семью Печенями, которая страдает отсутствием пищеварения и слышала, что лучшее лекарство — съеденный всухомятку детеныш ай-ай. А может, он просто горюет на дереве: мама, мама, на кого ты меня покинула! Короче, я предался таким вот сентиментальным размышлениям, которых не одобряю в других людях, имеющих дело с животными.

Наутро Кью, Джон и Жулиан снова приготовились выйти на охоту.

— Запомните, — сказал я, наверное, уже в десятый раз, — вы должны прочесать весь район, пока не найдете.

— Да, да, — нетерпеливо отозвался Кью, — сделаем.

— А если не найдете, быстро назад и отнесете самку туда, где поймали.

— Ну да, да, понимаю. Я так же волнуюсь о детеныше, как и ты, — раздраженно сказал Кью.