Натянув на зрачок окуляр горизонта с заката рамой,по бархану двинуть в беседку рыбного ресторана.Сесть за столик с карт-бланшем немой скатерки,чье бельмо-самобранка будто Тиресий зоркий.Опрокинуть в стакан полбинокля рейнвейна —и лакать до захлеба этот столб атмосферы и зренья.Десять раз опустело и раз набежало.Бродит по морю памяти жидкое жалолуча — однакож, нетути тела, чтоб его наколоти.Вылетают вдруг пробки, и дает петуха Паваротти.Что ли встать голышом и рвануть к причалу —раззудеться дугою нырка к началу.То-то ж будет фонтану, как люстре, брызгов.Но закат уж буреет, и полно на волне огрызков.Постепенно темнеет, как при погруженьи.Звезды дают кругаля, как зенки Рыб над батискафом.Или — как соли крупа, слезы вызывая жженье.От чего еще гуще плывут очертания лиц, местечек с их скарбом.Вот выплывают Майданек и Треблинка, где утильженских волос, как лучей снопа, шел в матрасы,на которых меж вахт на подлодках ревели от страха матросы.И луна точно так же доливала в полмира штиль.