Аяуаска, волшебная Лиана Джунглей: джатака о золотом кувшине в реке

— Церемонии обычно проводятся для 15–20 человек, — продолжал неутомимый Карлос, — и Вы будете жить у дона Хосуе целую неделю. Там есть домики на двух человек и на четырех. А купаться можно в речке, — добавил он. — Если Вам потребуется privacy (ну да, он же американец, — подумала я, — как же без прайвэси, каждый имеет на нее законное право, хоть даже и в сельве), то там есть циновка, и купаться Вы сможете за ней. А готовить Вам будет его жена, донья Лусия.

На следующем предложении он завел вверх глаза и изрек:

— Вам посчастливится с ней познакомиться.

Картина коллективных купаний за циновкой в речке особо меня не затронула: в смысле, ничем не испугала и ничем не поразила: за циновкой, так за циновкой, ну и бог с ней, с циновкой-то. Однако мой североамериканский консьюмер не унимался, и из всего услышанного его больше всего заинтересовало: а в чем же именно будет заключаться мое счастье от знакомства с доньей Лусией?

— Она замечательная женщина, — с воодушевлением ответил Карлос. — Она и ее муж занимаются этой работой потому, что хотят принести людям добро.

Он опять сделал паузу и многозначительно посмотрел на меня.

На такое тоже никогда не знаешь, как реагировать, поэтому наступило глубокое, ничем непотревоженное молчание. Затянувшееся отсутствие ожидаемой восторженной реакции почему-то его задело, и он спросил с некоторым вызовом в голосе:

— А Вы что, не верите, что они стремятся делать добро?

Ну что тут скажешь… откуда же я знаю, к чему они стремятся, я их в жизни не видела. Может, и стремятся, а может, и нет — я же не рентген. Но я точно знала, что затеянное Карлосом интервью вело к нарастающему внутреннему дискомфорту: наверное, он был такой активный, напористый и деловитый потому, что тоже хотел делать добро.

По возможности я постаралась ответить ему мягко и доходчиво, хотя, с другой стороны, какой вопрос, такой и ответ.

— Вообще-то, то, что я думаю, для Вас должно быть совершенно несущественно. Почему? Потому что каждый оценивает происходящее сквозь призму своей системы ценностей.

Тут бы мне и остановиться, но оратора уже занесло, как на крутом повороте:

— И потому что каждый существует в своем субъективном мире и… и дальше уже от движения юзом заскрипели тормоза.

— … и эти индивидуальные субъективные миры, — продолжала я, — это еще большой вопрос, как они связываются и взаимодействуют между собой. И связываются ли вообще.

Уфф… на этом, слава богу, наконец, АБС сработала и удалось затормозить. Я умолкла и вслушалась в то, что сказала.

Такое заявление было для меня самой тем более странным, что я предпочитала обходить вышеобозначенный вопрос стороной, в смысле — держаться от него подальше, потому что с ним на пару можно и в настоящий, изготовленный по спецзаказу каменный мешок загреметь. В смысле, если угодить в когтистые лапы солипсизма, то вырваться из них непросто, если вообще возможно, потому что вопрос соллипсизма, насколько мне известно, пока никому не удалось успешно решить.

К моему большому удивлению, вырвавшаяся непонятно откуда дикая тирада его никак не смутила.

— Поверьте, что я очень хорошо понимаю, о чем Вы говорите, — немедленно заверил он меня низким и доверительным голосом. — У меня самого магистратура по философии.

Но несмотря на такую обнаружившуюся концептуальную философскую близость, наша беседа явно не клеилась. Он сделал еще пару тщетных попыток наладить контакт — я, со своей стороны, тоже пыталась cooperate, насколько это было в моих силах, но все было напрасно. Тогда он поднялся, неприязливо глянул на меня и напоследок сказал:

— А почему бы Вам не заглянуть в Yellow Pages? Там Вы наверняка найдете именно того шамана, которого ищете.

На этой высокой ноте мы и расстались.

Один этот прощальный жест стоил больше, чем все, ранее сказанное им, и я по достоинству оценила элегантную функциональность прощального совета.

Однако было поздно. И я пошла спать.

17. УТРО В ВИФЛЕЕМЕ, ИКИТОС

А наутро отправилась на базар Икитоса — и ни на минуту об этом не пожалела: более внушительного, масштабного и широкопрофильного базара мне не приходилось видеть нигде — и никогда. Назывался он Белен — как Вы, наверное, знаете или как догадались по названию этой главы, по-нашему, по-русски это значит Вифлеем. Он состоял из двух частей — Белен Верхний и Белен Нижний. Нижний Белен затопляется, когда уровень воды в Амазонке поднимается, но сейчас был октябрь, и вода, наоборот, опустилась до самого низкого уровня, и на обоих базарах шло кипучее взаимодействие продавцов и покупателей.