Аяуаска, волшебная Лиана Джунглей: джатака о золотом кувшине в реке

Но мне такой узел не подходил концептуально: я же хотела найти шамана: а) крепко стоящего на своей родной земле, б) работающего в русле национальных традиций да и еще — если восторженно выразиться на манер Карлоса — в) на благо своего народа. Нужно было торопиться найти этот редкий экземпляр — пока его еще не скосили окончательно недремлющие силы свободнорыночного спроса и предложения.

Так что с легким рюкзаком и легким сердцем я вышла из гостиницы и пошла в Нижний Белен — как раз оттуда отходил кораблик в Пангвану.

Да… вот так я и попала на свой «Титаник».

* * *

На посадку на лодку я пришла за 15 минут до отплытия и к увиденному оказалась не вполне готова. «Лодка» — это слово я употребляю исключительно в дань условностям, хотя правильного слова для определения представшего передо мной плавучего средства у меня просто нет. То условное судно, что было пришвартовано к условному причалу, скорее всего, походило на потрепанный непростой жизнью дровяной сарай, который шаловливые волны игриво завалили набок, а у него уже не было никаких сил ни запротестовать против таких вольностей, ни восстановить былое и ныне утраченное равновесие.

Тут они его называют bote, но я бы не решилась в данном случае перевести его ни как «судно», ни как «лодка», ни как что другое. Лично мне это плавучее средство напоминала, как я уже сказала, деревянный сарай, который наспех сколотили из старых досок, сзади приделали тарахтящий и чадящий на всю округу мотор, а спереди прикрепили руль, за который поставили решительного и боевого штурмана. Сбоку к bote привесили национальный красно-белый флаг, окрестили плавучий сарай «Титаником» (клянусь! автору такое придумать просто бы не хватило фантазии) и спустили новорожденное плавсредство на воду.

Каждый день, как гласит расписание, в полдень «Титаник» отравляется в четырехчасовое плавание из Икитоса — столицы перуанского департамента Лорето — в небольшой городок-поселок Тамшияку, а в полночь проделывает обратный путь из Тамшияку в Икитос, чтобы к рассвету поспеть домой, в порт приписки.

По прогибающемуся деревянному настилу я зашла на кораблик и обнаружила, что все пассажиры уже были в сборе. Они возвращались домой в прибрежные городки и поселения с нужными покупками, сделанными на базаре в Белене.

На полу предсказуемо лежали метровые гроздья зеленых бананов — здесь они входят в обязательный ежедневный рацион питания. А чтобы внести некоторую видимость разнообразия в этот рацион, бананы-платанос здесь варят, жарят на растительном масле или пекут на древесных углях. Между бананами были аккуратно пристроены хвостиками вверх источающие дразнящий аромат ананасы, а также объемные и аморфные мешки с сахаром и рисом. И, конечно, популярные трехлитровые бутылки с коричневой пузырящейся и теплой пепси-колой.

Внутри кораблика по всей его длине вдоль бортов шли скамейки; над ними пассажиры, предусмотрительно прибывшие заранее, уже успели натянуть разноцветные гамаки. Я удрученно оглядела ближайшее воздушное пространство между полом и крышей: мне оставалось только констатировать, что оно уже было поделено. Незанятые перекладины нашлись только на корме, как раз рядом с коптящей и оглушительно стреляющей выхлопной трубой. Применительно к данной картине римляне, те, что древние и мудрые, имели все право наставительно сказать: sero venientibus ossa. Пришел на пиршество поздно — вот и только застанешь обглоданные кости: заранее надо приходить. И римляне были правы.

Я повесила гамак на свободные перекладины и затянула на них скользящие узлы, потом, прежде чем загрузиться, опробовала их: вроде бы надежно, не упаду.

Кстати, о гамаке. Своим гамаком я гордилась. К тому времени, как я приплыла из Пукальпы в Икитос — вояж длился четыре ночи и три дня — я в полной мере прочувствовала, что в истории человечества — во всяком случае в той, что развивалась на южных и жарких территориях — изобретение гамака по своей значимости должно быть приравнено, по крайней мере, к изобретению колеса. В тот же список гениальных прозрений человека южного можно было бы внести еще и москитную сетку, но на тот момент у меня ее не было — пока не было. А вот гамак — пока я перемещалась по сельве, гамак стал моим вторым верным другом. Вторым — потому что в списке лидировал все-таки — и с большим отрывом — лэптоп, вступивший в симбиотические отношения с интернетом.

Мы все плыли и плыли, уютно и синхронно покачиваясь в гамаках, полуденный речной ветерок приносил свежесть; рассредоточенным от жары взглядом я смотрела на проплывающие мимо берега, на растущие вдоль реки деревья, на синее, но уже выцветшее к обеду небо; под ним застыли взбитые в белоснежную пену облака.

Плыть было долго, но лучшего занятия, чем бездумно качаться в гамаке в такую изнуряющую полуденную жару, и вообразить было невозможно. Похоже, что так думала не только одна я — у всех пассажиров, которые как личинки в коконах, зависли в гамаках, были одинаково остекленевшие в блаженной истоме глаза.