Лес по бокам сузился, почернел. Черемуха поредела. Ее поглотила синева. Дохнуло сыростью, запахом мокрого речного песка и сосновой древесины.
Поморгали тенью железные вертикалины. Прогрохотал мост. Проехали реку Инзер. Знаменитый своим упрямством мост. Долго мучались с ним, но обуздали. Загадки мостовикам подбрасывали грунты трассы. Для опор долго не могли найти твердое основание. То глина, то песок, то валуны, то скала — слоистый пирог с жидкой начинкой. Чуть сдвинь и разъедется. Мост этот помечен у меня в блокноте такой записью: «121 км. Мучают опоры. В котлован просачивается вода. Всю реку не откачаешь».
Впереди, у гор, еще такой же мост через Инзер. И за тоннелем тоже, и дальше идут они стройной вереницей.
Скоро въедем в горы. Они поднимут вокруг темноту, опустив поезд в колодец ущелья. Горы будут застилать рассвет, упрячут его надолго. Едем к рассвету, а словно в ночь.
Я закрыл дверь и зашел в вагон. В тепло и тишину просочились струйки черемухи, словно кто прошел с большим букетом, оставив за собой стойкий нежный запах.
Александров в работе легок, быстр. Силенка нагулена, голос звонкий. Ничего лишнего. Ни разговоров, ни суеты. Все предусмотрено заранее. Зря не улыбнется. Пустяк не вызовет у него улыбки, не привлечет внимания. Целиком отдает себя работе. Когда нагнется над рельсом и «стрельнет» взглядом вдоль него — ровно ли выправили? — даже очки наденет. Посмотришь, впрямь, профессор. Идет по шпалам, каждый метр оглядит, проверит.
Рельсы в струнку вытянулись, замерена высота и расстояние между рельсами: можно расслабиться чуть-чуть, перекур объявить, с людьми поговорить.
Иной во время работы может, скажем, на интервью с корреспондентом отвлечься. Александров — нет, не подойди. Как локомотив пройдет рядышком, да еще плечом заденет: не мешай, друг!
Иной может от первого шутливого слова, от улыбки чужой повеселеть. Весь нараспашку, свой человек, открытый и добрый. Александров откроется не сразу, не вдруг. Подержит еще тебя на расстоянии, словно испытает: а что ты сам-то за человек, чего стоишь-то? Взгляд сосредоточенный, умный. Все видит бригадир, все понимает. А на вид — молод. Лицо гладкое, светлое. Загар ровный, полевой. Посмотришь, идет невысокого роста парень. Коренаст, плотен. Прочно сбит. Лоб заметно выделяется, как у большеголовых мальчишек. Про таких говорят: «Ума палата». Короткая русая челочка зачесана набок, на старинный манер.
Не всем, конечно, нравилась строгость бригадира. А те, кто привыкали к его высокой требовательности, становились костяком бригады. Ведь «дядя Женя» и добрым бывал. Тяжело было нерадивым. «Пришил неправильно подкладку, плохо болт затянул — заставляю немедленно переделать. Качество — всему голова», — говорил Евгений Михайлович. Да, нелегко было в бригаде «Рокоссовского» (так в шутку окрестили однажды бригаду Александрова).
Читаю письмо Евгения Михайловича, в котором он делится своими воспоминаниями.
«Начало Великой Отечественной войны застало нашу семью в Белоруссии. Отец работал в партийных органах и ушел в армию. Он погиб на Волховском фронте в декабре 1942 года. Это был добрый к нам, детям, человек. Он очень любил нас. Ведь мы, я и сестра, потеряли мать, которая умерла в 1935 году. С нами жила бабушка, ей выпала нелегкая женская доля заботы о нас. 14 августа 1941 года последняя воинская часть, отступавшая через наше село, забрала меня с сестрой. На станции Сураж Брянской области передали нас в эшелон, который направлялся в тыл. Целый месяц эшелон шел до Оренбурга. В дороге часто попадали под бомбежку…»
ДИАЛОГ О БЕЗОТКАЗНОСТИ.
— Ваш характер?
— Твердый. Принципиальный.
— Ваш принцип?
— Знать свое дело до мельчайших тонкостей.
— Ваша задача?
— Научить этому каждого человека в бригаде.
— Ваш стиль?
— Предельная требовательность.
— Стиль работы бригады?
— Работать качественно, не возвращаться назад.
— Особенности?
— Часто приходится переделывать «чужую» работу.
Такой диалог вели мы с Евгением Михайловичем перед пуском магистрали. Ехали в кабине «Аэски»— самоходного бригадного вагончика — в Карламан. Бригада работала на железнодорожном переезде в Ирныкшах. И как в насмешку — выполняла именно «чужую» работу. Одна из организаций стройки оставила недоделки. Летом-то легко можно было все сделать. А тянули-тянули и до зимы оставили. Сами спокойненько свернулись и уехали, расхлебывать это дело пришлось строительно-монтажному поезду 340. Бригаде Александрова. Но за какие грехи? За какие грехи долбили мерзлую землю под кабель? Да еще на тридцатиградусном морозе. На хватком, остром, как стальная струна, ветру. Ломами долбили и киркой, по старинке, при нашей-то технике!
— Мне говорили, что ваша бригада «безотказная».
— Безотказная…
Александров долго молчал, глядел на вечерний сумрачный снег. Потом тихо сказал:
— Безотказность бывает разная, иногда она — во вред делу, как панибратство, халатность в работе.