Айла и счастливый финал

Сестрица поднимает кусок картона, выкрашенного белой краской, на котором черным нарисованы линии с обозначениями метров и сантиметров.

– Я – фотография арестованного, – широко улыбается она.

– Тренируешься на будущее? – срываюсь я.

– Oui.

Сестра не пытается зайти в комнату.

– Так что тебе надо, Хэтти? – Я больше не пытаюсь вести себя вежливо.

– Господи, да я просто хочу извиниться, – недовольно морщится сестрица.

Я жду. Но и она ждет.

– Что это? – не выдерживаю я первой. – Это и есть твое извинение?

– Да, – просто отвечает Хэтти.

– Ого! – Мои слова буквально сочатся злобой. – Надеюсь, теперь тебе полегчало. Потому что мне уж точно. Я чувствую себя намного лучше, зная, что моего парня исключат из-за того, что тебе понадобилось накрутить свои дурацкие кудри.

И тут Хэтти дрогнула:

– Я же не знала, что из-за меня вы нарветесь на неприятности. Извини. Мне правда очень жаль.

– Мне тоже, – рычу я и захлопываю дверь.

Но она тут же распахивается. Хэтти смотрит на меня с надеждой, пока не понимает, что это произошло случайно. Тогда мы еще какое-то время сердито глядим друг на друга, а потом я снова захлопываю дверь и наваливаюсь на нее, пока не слышу заветный щелчок.

Вечеринка не затихает всю ночь. От Джошуа все еще нет ни слова. Не помню, как заснула, но просыпаюсь около восьми утра.

В общежитии невероятно тихо – все наконец-то улеглись спать. Мне снилось, что я спешила на поезд, но не успевала закончить макияж. Я беспомощно накладывала слой за слоем, наблюдая, как стрелки часов все приближаются и приближаются к времени отправления.

Раздаются два тихих стука в дверь.

Я резко сажусь. Вот что меня разбудило! Еще один стук. Но в этот раз тяжелый и зловещий. Я выбираюсь из кровати, но боюсь открывать дверь. Поэтому прижимаюсь ухом к дереву.

– Джош? – шепчу я.

Но в ответ слышу лишь тишину.

На меня накатывает новая волна страха. Неужели он уже ушел? Но тут я слышу какие-то непонятные звуки. Я приоткрываю дверь, и он здесь – конечно, он здесь! – вот только выглядит совершенно опустошенным. Джош заваливается в комнату, я бросаюсь вперед, и он с нечеловеческим криком падает в мои объятия. К черту правила! К черту школу! Я закрываю дверь и веду Джошуа за руку к кровати. Нежно обнимаю его, пока он со всей силы колотит кулаком по своей ноге.

– Все хорошо. – Мне приходится быть сильной. Один из нас должен быть сильным. – Все будет хорошо.

Я хватаю обеими руками Джошуа за занесенный для очередного удара кулак и целую в макушку.

– Не будет, – стонет Джош.

– Ты уже встречался с директрисой? – пытаюсь я перевести разговор в более конкретное русло.

– Меня отчислили, – выдыхает он. – Она наконец отчислила меня!

– И… когда ты должен съехать? – шепчу я в ужасе.

– Это мой последний день. – Взгляд Джошуа затуманивается. – Сегодня…

У меня перед глазами темнеет. В ушах громко жужжит. Комната расплывается, и я пытаюсь сосредоточиться, сфокусироваться хоть на чем-нибудь, как фотокамера с автофокусом, которая никак не может настроиться.

– Один из смотрителей повел мою маму за коробками, чтобы упаковать вещи. – Слова даются Джошуа с большим трудом.

Я все еще не могу прийти в себя.

– Но мы скоро увидимся. – Джош вытягивает руки и впивается в меня всеми десятью пальцами. – На День благодарения. Ты же приедешь домой на День благодарения, верно?

Я тут же киваю.

– А потом будут зимние каникулы. Мы будем проводить вместе каждый день, а Новый год встретим в «Кисмете», будем там сидеть и целоваться. Хорошо? А потом наступят весенние каникулы, а там уже недалеко и до лета. А там все закончится.

Я сглатываю:

– Чем ты будешь заниматься? Где окончишь старшую школу?

– Мама не хочет думать об этом до окончания выборов, – вздыхает Джош. – Родители злятся. Очень сильно злятся. Мне пришлось вчера поговорить с отцом, а затем мама отобрала у меня телефон. Вот почему я не мог позвонить или написать тебе. Мне восемнадцать, а родители отбирают у меня телефон!

– Все хорошо. Все хорошо. – Я не могу перестать повторять эти слова. – У нас все будет хорошо.

Раздается стук в дверь, а затем мы слышим голос Нейта:

– Джош, я впустил твою маму в комнату, чтобы вы с Айлой смогли несколько минут побыть наедине. Но ты должен подняться туда сейчас же.

Даже Нейту нас жаль.

Я обманывала себя сильнее, чем мне казалось. Ничего – абсолютно ничего – не будет хорошо.

Глава 20

Стол директрисы выглядит не менее угрожающе, чем сама его хозяйка. Красновато-коричневая поверхность стола тщательно отполирована, и от нее буквально веет дороговизной. С обеих сторон на столе стоят флажки – американский и французский. Директриса сидит на обтянутом кожей кресле, перед ней стоят два кресла поменьше. Я опускаюсь в одно из них.

– Твои оценки стали хуже, – тут же берет быка за рога директриса.

Я молча смотрю на нее.

– Впрочем, незначительно, – продолжает она после минутной паузы. – Однако изменения все равно ощутимы, и их отметили твои профессора. Они обеспокоены. Догадываешься, когда все началось?