Наверно, потому, что не считала себя пригодной к чему-то еще. Я понимала, что писателем быть не могу. Актрисой тоже. Я прошла кинопробу. Итог ее был ужасен. И поэтому я поняла, что могу преуспеть только в области производства.
Я была очень добросовестной девушкой.
Она ненавидела Россию. Она презирала коммунистическую систему. Она лезла из кожи, пытаясь разоблачить ее. И думала, что сделала это в романе
O да. O да.
Теперь уже не помню. Могу сказать, что во время общения с ней у меня создалось впечатление, что Россию она ненавидела и абсолютно презирала. Она была счастлива, что ей удалось унести оттуда ноги, саму систему она ненавидела. Так она говорила сама. Она хотела уехать из этой страны и уехала из нее. И еще говорила мне, что намеревалась написать
O да.
Она поблагодарила меня. В ту пору она была не слишком многословной. Она разговаривала как иммигрант, потому что еще не так долго пробыла в этой стране[63].
Через отсутствие языкового опыта. Она не была еще хорошо знакома с языком. Но тем не менее изъяснялась с достаточной уверенностью. Она была умной девушкой.
Не знаю, что вам сказать. Она, конечно же, не забыла этого, хотя, безусловно, я была ей безразлична. Ну, в том смысле, что она не собиралась любить и обожать меня. По сравнению с ней я вращалась в существенно высших сферах. Она была не из тех людей, кто станет заглядывать снизу вверх в чьи-то глаза, но и не станет смотреть на кого-то сверху вниз. Вниз-то она могла смотреть, но ко мне никакого подобострастия не проявляла. Хотя и не забыла меня.
Я сыграла важную роль в ее жизни. И чувствовала, что она является моим протеже. Я помогла ей ступить на писательскую стезю.
У меня было совершенно удивительное письмо. Очень длинное к тому же.
Да. И я хранила его, хранила, хранила, а потом однажды начала разбирать свои бумаги. Я как раз собиралась переезжать, и потому избавлялась от всего, что можно было выбросить. Я продала ее письмо. Поступок этот разорвал мне сердце, сама не знаю, почему я так поступила. Ведь к тому времени Айн была очень и очень знаменита.
Знаете, я рада этому. Она никогда не выражала лично мне свою благодарность, но засвидетельствовала ее, приняв от меня приглашение на обед.
Они с Фрэнком посетили мой дом в Беверли-Хиллз примерно через десять лет после начала нашего знакомства, и тут-то мы как раз и поссорились. Я очень удивилась, когда она явилась ко мне.
Потому что все эти десять лет я совершенно не общалась с ней. Мне и в голову не приходило, что она может стать подобной знаменитостью. Для меня она была просто соседкой, приехавшей из России девчонкой.
Ни на грош. Мы сидели в нашем логове. Камин был растоплен, она стояла, прислонившись к каминной доске, и что-то рассказывала. Мне было интересно узнать, как обстоят их дела.