Писательница была несказанно рада — наконец-то она увидит любимую сестру! Она полагала, что, вырвавшись из ненавистного тоталитарного СССР, Нора и ее муж, естественно, захотят остаться в процветающей демократической Америке. Она намеревалась приобрести для них дом в Нью-Джерси, где проживали множество русских иммигрантов, а пока сняла им квартиру в том же доме на 34-й улице, в котором проживала сама. Обрадованная Айн даже ненадолго поборола постоянную усталость и апатию, преследовавшие ее в последние месяцы.
Советские власти не только беспрепятственно дали чете Дробышевых разрешение на выезд за границу, но и откровенно сообщили им, что не будут возражать в случае, если те захотят остаться в США. Их единственное условие — известить об этом советское посольство{352}. Это крайне удивительно, учитывая, что, во-первых, во время холодной войны советских граждан крайне неохотно выпускали за границу, особенно тех, у кого имелись родственники за рубежом; во-вторых, власти не могли не знать, что сестра Норы — радикальная антисоветчица, в интервью «Плейбою» заявившая, что «любая свободная нация имеет моральное право, хотя и не обязательство, напасть на Советскую Россию, Кубу или любой другой “рабский загон для скота”». Или они побоялись медийной шумихи, которая могла возникнуть за границей, если бы они препятствовали поездке в США сестры знаменитой писательницы?
И вот, наконец, долгожданный день настал. Айн и Фрэнк наняли лимузин с шофером, чтобы встретить Нору и ее мужа в офисе «Аэрофлота». Слегка задержавшись из-за пробок, они влетели в офис, где обнаружили двух немолодых, мешковато одетых пожилых людей, нервно ерзающих на скамейке. Женщина, несколько более грузная, чем сама Айн, была очень похожа на нее — те же огромные глаза и полные чувственные губы. Сестры, крепко сжимая друг друга в обьятиях, рыдали, не в силах остановиться. Они не виделись 47 лет!
Однако с самого начала что-то пошло не так, как рассчитывала Айн. Уже в машине она стала расспрашивать сестру о ее жизни, однако та, указав пальцем на шофера, прошептала: «Не стоит говорить в его присутствии. Он — шпион, разве ты не понимаешь?» Ее муж закивал головой в знак согласия. Айн рассмеялась и попыталась их разуверить, однако Нора продолжала с опаской смотреть по сторонам и не желала разговаривать в присутствии водителя.
Войдя в квартиру, где жил и Айн с Фрэнком, и увидев домработницу, много лет обслуживавшую семью писательницы, Нора сразу же решила, что та — тоже агент спецслужб. Страхи Дробышевых стали еще сильнее, когда поприветствовать их приехал Леонард Пейкофф. Всё это, естественно, произвело тяжелое впечатление на Айн, привыкшую к западной свободе.
Дальнейшие неприятные события мы знаем в двух версиях: одна со слов Айн была опубликована Барбарой Брэйден, вторая принадлежала Норе. Они в чем-то совпадают, а в чем-то противоречат друг другу. Несомненно, что в какой-то момент между сестрами стали происходить резкие стычки идеологического характера. Норе совершенно не понравились романы сестры, что, естественно, резко задело чувствительное эго писательницы. Кроме того, Нора с ее коллективистским мировоззрением не смогла принять проповедуемые Айн индивидуализм и эгоизм. «Прежде всего, именно альтруизм всей нашей семьи дал Алисе возможность выехать в Штаты», — позднее заявит Нора в одном из интервью. По всей видимости, что-то в этом роде она сказала и сестре. Однако справедливости ради отметим: в данном случае Нора полностью права — именно самоотречение семьи Розенбаум и помощь чикагских родственников, приютивших юную иммигрантку на первое время и снабжавших ее деньгами, позволили будущей знаменитости Айн обосноваться в США.
Другим камнем преткновения стал, на удивление, Александр Солженицын. Приехав в США, Нора захотела прочесть произведения знаменитого писателя, о котором столько слышала в СССР. Это показывает, что Нора отнюдь не была настолько заражена советской идеологией, как об этом позднее говорила Айн Рэнд. Добавим, что Солженицын был тогда только что выслан из СССР. По всей видимости, сведениями об этих событиях была полна американская пресса, что также могло несколько разозлить самолюбивую Айн. Вскоре Леонард Пейкофф принес Норе трехтомник Солженицына, и его проза понравилась той гораздо больше, чем сочинения сестры, что, конечно, возмутило ее.
Вскоре сестры окончательно разругались из-за опубликованного Солженицыным в Париже 3 марта 1974 года «Письма вождям Советского Союза». По-видимому, Айн Рэнд могли разозлить содержавшиеся там призывы к сохранению в Советской России авторитарного строя с изменением лишь его вектора — от лживого марксистского тоталитаризма, пропитанного антинародной идеологией, к сильной власти с традиционными для русского народа ценностями, прежде всего — православной верой и моралью. Айн швырнула брошюру Солженицына на пол: «Забирай этого отвратительного человека с собой!» — и затем в запале потребовала, чтобы Нора вернула все написанные ею книги, которые она подарила ранее.