AION. Исследование феноменологии самости

402 Если мы окинем взором нашу предыдущую аргументацию, то в начале ее увидим два гностических кватерниона, высший и низший по отношению к человеку, а именно — кватернион "позитивного Моисея" или Антропоса и кватернион Рая[796]." Вероятно, не случайно Ипполит упоминает именно эти два кватерниона, и наассены также знают лишь их два: положение человека в системе наассенов тесно связано с высшим Адамом, но отделено от хтонического мира растений и животных, то есть Рая. Со змеей, с ее двойственным значением, он связан только через свою тень. Такая ситуация вообще характерна для времен гностицизма и раннего христианства. Человек в те дни был близок к "лишенной царя [то есть независимой] расе", означающей не что иное, как верхний кватернион, царство небесное; он как бы смотрел вверх. Однако то, что начинается вверху, не поднимается еще выше, но имеет завершение внизу. Так, мы ощущали необходимость симметрически уравновесить низшего Адама наассенов кватернионом тени, поскольку, как невозможно совершить непосредственное восхождение к высшему Адаму (ибо в промежутке располагается кватернион Моисея), так же следует предполагать существование низшего, теневого кватерниона, соответствующего верхнему и лежащего между ним и нижним началом — змеей. Эта процедура, очевидно, была неизвестна в гностическую эпоху, поскольку асимметрично направленная вверх тенденция никого не беспокоила; напротив, она выступала чем-то желательным и "входящим в программу". Следовательно, если между Человеком и Змеей мы помещаем кватернион, не упоминаемый в текстах, то делаем это потому, что мы более не в состоянии постичь психе, ориентированную исключительно вверх и не сбалансированную равным ей по силе сознанием низшего человека. Таково специфически современное состояние дел, в контексте гностической мысли выглядящее неприятным анахронизмом, помещающим человека в центр поля сознания, в который он ранее никогда осознанно не попадал. Реально, человек лишь в образе Христа способен был увидеть такое сознание, выступающее посредником между Богом и миром, — и, делая личность Христа объектом поклонения, он постепенно приобретал и сам присущее Христу положение посредника. Христос, распятый между двумя разбойниками, позволял человеку шаг за шагом обретать знание о собственной тени, с ее двойственностью. Эта двойственность уже предвосхищалась двойным значением змеи. Как змея обозначает силу, не только исцеляющую, но и совращающую, так и один из разбойников предназначен быть на небесах, а второй — внизу; так и тень представляет собой, с одной стороны, достойную сожаления и порицания слабость, с другой же — здоровую инстинктивность, предварительное условие высшего сознания.

403 Таким образом, кватернион тени, уравновешивающий посредническое положение человека, занимает свое должное место лишь тогда, когда указанное положение становится для человека настолько реальным, что он начинает с большей силой ощущать свое самосознание и факт собственного существования, чем свою зависимость от Бога и управляемость Божьей волей. Следовательно, дополняя тяготеющую к верху "пневматическую" позицию раннехристианской и гностической ментальности уравновешивающей ее противоположностью, мы делаем нечто согласующееся с направлением исторического развития. Исходная зависимость человека от сферы пнев-мы, к которой он льнул, как дитя к матери, оказалась под угрозой со стороны царства Сатаны. Человек пневмы был избавлен от Сатаны Спасителем, коим разбиты были врата ада и обмануты были архоны; однако этот человек попал в точно такую же зависимость от неба. От зла его отделяла пропасть. Такая позиция получала могучую поддержку от ожидания близящегося Второго Пришествия. Но, когда Христос так и не явился вновь, результатом могла быть только регрессия. Если не оправдываются столь большие ожидания и столь сильная надежда оборачиваемся разочарованием, либидо по необходимости перетекает обратно в человека, повышая его самосознание и акцентуируя его собственные личностные психические процессы; иными словами, он сам мало-помалу перемещается в центр своего поля сознания. Это влечет за собой отделение от сферы пневмы и приближение к царству тени. Соответственно обостряется моральное сознание человека, и параллельно этому релятивизируется его чувство искупления. Церковь сталкивается с необходимостью преувеличивать значение и действенность своего ритуала, дабы как-то ограничить масштабы вторжения реальности. Из-за этого она неизбежно превращается в "царство мира сего". Переход от Антропоса к кватерниону тени иллюстрирует историческое развитие, которое в XI в. привело к широко распространившемуся признанию злого начала в качестве творца мира.