AION

278 Читателю, возможно, покажется странным, что врач и психолог с такой настойчивостью рассуждает о догме. Однако я попросту обязан настаивать на ее значении — по тем же причинам, что и те, которые вынуждали алхимика приписывать особую важность своей theoria. Его доктрина была квинтэссенцией символизма бессознательных процессов, так же как догматы веры представляют собой конденсат, выжимку из "священной истории", или мифа о божественном существе и его деяниях. Если мы хотим понять, что именно означает алхимическое учение, нам следует сначала вернуться к исторической, а также к индивидуальной феноменологии символов; если же мы захотим приблизиться к пониманию догматики веры, нам придется вначале обратиться к мифам Ближнего и Среднего Востока, лежащим в основании христианства, а затем и к мифологии к целом, как выражению имеющей универсальное распространение предрасположенности человека. Предрасположенность такого рода я называю коллективным бессознательным; о его существовании можно заключать только на основании индивидуальной феноменологии. В обоих указанных случаях исследователь возвращается к изучению индивида, ибо то, чем он интересуется на всем протяжении исследования, представляет собой определенного рода сложные мыслительные формы, архетипы, по поводу которых следует предполагать, что они на бессознательном уровне организуют наши идеи. Движущую силу, порождающую такие конфигурации, невозможно отличить от выходящего за рамки сознания фактора, известного под названием инстинкта. Следовательно, совершенно неоправданно будет представлять себе архетип иначе, чем в качестве образа инстинкта в человеке.7

279 Отсюда вовсе не следует перепрыгивать к тому выводу, что мир религиозных идей может быть сведен "Только" к биологической основе; что при таком подходе религиозные феномены "психологизируются" и растворяются как дым. Ни один разумный человек не станет заключать, что сведение морфологии человека к четвероногому ящеру равноценно сведению к нулю собственно человеческой формы или же, наоборот, что последняя каким-то образом сама себя объясняет. Ибо позади всего этого маячит огромная нерешенная загадка жизни и эволюции вообще, а вопрос решающей важности состоит не в том, каково начало эволюции, а в том, какова ее конечная цель. Тем не менее, если живой организм отрезать от его корней, он утрачивает связь с фундаментом своего существования и неизбежно должен будет погибнуть. Когда такое случается, вопросом жизни и смерти становится анамнез исходных условий.

280 Мифы и сказки дают выражение бессознательным процессам, и, когда они вновь рассказываются, это заново вызывает к жизни соответствующие процессы и способствует их припоминанию; тем самым восстанавливается связь между сознанием и бессознательным. Психиатрам слишком хорошо известно, чем чревато разделение двух половин психики. Им оно знакомо в облике диссоциации личности — корня всех неврозов: сознание как бы идет направо, бессознательное — налево. Поскольку противоположности никогда не соединяются на своем собственном уровне tertium поп datur (третьего не дано), всегда требуется некое "третье" высшего порядка, в котором сойдутся вместе обе составных части. А поскольку символ произведен от сознания в той же мере, что и от бессознательного, он способен соединить их между собой, примиряя их концептуальную полярность посредством свое формы, а их эмоциональную полярность — посредством своей нуминозности.

281 По этой причине, древние нередко сравнивали символ с водой, как например, в случае дао, в коем соединяются ян и инь. Дао — "дух долины", извилистое течение реки. Церковный символ веры — aqua doctrinae (вода учения) соответствующая чудодейственной "божественной" воде алхимии, чей двойственный аспект представлен Меркурием. Исцеляющие и обновляющие свойства такой символической воды — будет ли это дао, вода крещения или же эликсир — указывают на терапевтический характер исходных мифологических предпосылок данного представления. Врачи, разбиравшиеся в алхимии, издавна признавали, что их сокровенная тайна обладает способностью исцелять болезни не одного лишь тела, но и души. Подобным образом и современная психотерапия знает, что хотя есть и много промежуточных решений, в основании всякого невроза лежит моральная проблема противоположностей, не поддающаяся рациональному разрешению: ответом на нее может быть только некое третье высшего порядка, символ, дающий выражение обеим сторонам. Такова была "veritas" (Дорн) или "theoria" (Парацельс), к коей в старину стремились врачи и алхимики; достичь же ее они могли, лишь инкорпорировав христианское откровение в мир своих идей. Они продолжили труд гностиков (большинство которых были не столько еретиками, сколько теологами) и Отцов Церкви в новую эпоху, инстинктивно ощутив, что новое вино не следует разливать в старые мехи, и что, как змея периодически меняет кожу, так и старому мифу в каждой новой эре требуется новое облачение, дабы он не утратил терапевтическое действие.