AION

425 Хотя первоначально мы встречаем аниму и анимус пржде всего в их негативных и неприглядных аспектах, они отнюдь не представляют собой разновидность исключительно злых духов. Как уже говорилось, позитивный аспект им также присущ. Благодаря своей нуминозной суггестивной силе они издавна образуют архетипическую основу всех мужских и женских божеств, а потому заслуживают особого внимания, прежде всего со стороны психологов, но также — и со стороны непрофессионалов. Будучи божествами, анима и анимус действует иногда во благо, иногда во зло. Их противоположность — не что иное, как противоположность полов. Следовательно, ими представлена верховенствующая пара протиио положностей, не безнадежно разделенных логическим противоречием, но своим взаимным притяжением как бы дающими обещание единства и делающими его возможным. Объединение противоположностей — предмет спекуляций алхимиков, в форме "Химической свадьбы", и каббалистов, в обличий Тиферсм и Мальхут или Бога и Шехинах,2 не говоря уже о бракосочеы нии Агнца.

426 Рождающаяся в алхимическом соединении противопо ностей двойственная сущность — Ребис, или Lapis Philosophy rum — в соответствующей литературе получает столь отчетлитливую характеристику, что для нас не составляет труда распознать в ней символ самости. Психологически, самость представляет собой единство сознания (мужское начало) и бессознательного (женское начало). Она означает психическую целостносм. и такой формулировке она оказывается психологическим понятием. Эмпирически, однако, самость спонтанно проявляет себя в виде специфических символов, а ее целостность заметна прежде всего в мандале с ее бесчисленными вариантами. Исторически, эти символы считались образами Бога.

427 Стадия анимы/анимуса соотносится с политеизмом, стадия самости — с монотеизмом.3 Естественный архетилический символизм, охватывающий собой целостность, в которую входят и свет, и тьма, в чем-то противоречит христианской точке зрения, но не иудейской или иеговистской (или противоречит им лишь отчасти). Последняя из указанных систем взглядов представляется стоящей ближе к природе, а потому лучше отображающей непосредственно переживаемый опыт. Тем не менее, и христианские ересиархи предпринимали попытки обойти подводные камни манихейского дуализма, представлявшего немалую угрозу для ранней Церкви и усвоить естественную символику, — так что в число символов Христа попали и такие (весьма немаловажные), которые были у него общими с дьяволом. Впрочем, на догму это не повлияло.

428 Все же, наиболее плодотворные попытки подыскать для самости подходящее символическое выражение предпринимались гностиками. Большинство из их числа — например, Валентин и Василид — на самом деле были теологами, в отличие от более ортодоксальных богословов, позволившими естественному внутреннему опыту оказывать существенное влияние на их суждения. Следовательно, они, как и алхимики, представляют собой настоящий кладезь сведений обо всех символах, возникающих в качестве естественного резонанса христианского откровения. В то же время, их идеи служат компенсацией асимметрии Бога, постулируемой доктриной privatio boni — совсем как хорошо известная в наши дни тенденция бессознательного порождать символы целостности, дабы заделать брешь между сознанием и бессознательным, опасно расширившуюся и создающую угрозу полной дезориентации.

429 Я отлично сознаю, что данная работа, будучи далеко не исчерпывающей, выглядит всего лишь наброском того, какой облик приобретают те или иные христианские идеи под углом зрения психологического опыта. Поскольку моей главной заботой было выявление параллелизма либо расхождений между эмпирическими данными и нашими традиционными воззрениями, необходимо учитывать несогласованности, вызываемые различиями эпох и используемых ими средств выражения. В особенности так обстояло дело в случае символа рыбы. Здесь мы неизбежно вступаем на нетвердую почву и время от времени вынуждены прибегнуть либо к спекулятивной гипотезе, либо к пробной реконструкции контекста. Само собой разумеется, что любой исследователь обязан как можно более полно документировать свои находки; однако иногда он обязан и выдвигать гипотезы, пусть даже рискуя ошибиться. В конце концов, путем ошибок мы приходим к истине, и если нам неведомо, чем является некая вещь, наше знание возрастет уже от того, что мы узнаем, чем она не является.

Примечания

1 Вьщающимся примером такого рода в швейцарской литературе может служить Imago [Образ (лат.) — Прим. перев.] Шпиттелера. [В английской литературе это, возможно, "Она" Райдера Хаггарда. — Прим. изд.]

2 Hurwitz, "Archetypische Motive in der chassidischen Mystik", ch.VI.

3 Данная тема послужила предметом оксфордской диссертации: Amy I.Allenby. A Psychpological Study of the Origins of Monotheism.