Айседора: Портрет женщины и актрисы

«Женщина, как правило, является средоточием всех качеств, существующих на земле, и все время пытается убить любое стремление к идеалу… пытается убить в мужчине его почитание Короля-монарха — Звезд и Бога, — потому что у него не должно быть другого божества, кроме нее. И ей это будет удаваться, пока она не наткнется на художника, тогда она испустит истошный крик и, словно сфинкс, бросится с отвесной скалы…»¹⁴ (Не случайно именно Эдип уничтожил сфинкса.)*

В то же время Крэг ожидал, что женщины должны быть бесконечно преданы и благородны по отношению к нему, какой была его мать. (Она также поддерживала его детей от его жены Мэй и Елены Мео.)³⁵ Айседора была, подобно его матери, очаровательной и известной в обществе женщиной, звездой, словом, его соперницей, но в то же время и его идеалом. Несмотря на то что она многим жертвовала ради него, он не был всей жизнью для Айседоры. У нее было ее искусство, ее школа, ее ребенок и ее семья. («То, что не нужно тебе, попросит Элизабет, что не нужно Элизабет, на то имеет право Раймонд, потом существует еще твоя бедная старая мама, а Гус любит время от времени поесть ножки франков по 20, а я люблю все или ничего».)³⁶ Елена, напротив, жила ради Крэга и их детей. Крэг часто чувствовал себя запутавшимся в своей семейной жизни. И в те моменты, когда она его привлекала, он предпочитал общество самоотверженной Елены, а не Айседоры, чьи дела отнимали у него его собственное время и мысли и чье положение звезды затмевало его собственную персону.

Айседора, описывая разрыв много лет спустя в книге «Моя жизнь», давала совершенно другое объяснение концу их романа:

«Я обожала Крэга… но сознавала, что наше расставание неизбежно… Жить с ним означало отказаться от моего искусства, моей личности, пойти наперекор собственной жизни и принципам. Жить без него означало находиться в состоянии бесконечной депрессии, терзаться от ревности, для которой — увы! — как выясняется теперь, у меня были веские причины³⁷. Образ Крэга в объятиях других женщин терзал меня по ночам, пока я вовсе не теряла сон. Образ Крэга, объясняющего свое творчество женщинам… говорящего самому себе: «Эта женщина нравится мне. Все равно Айседора невозможна»… Все это вызывало у меня приступы ярости и отчаянья. Я не могла работать, не могла танцевать… Я отдавала себе отчет, что это нужно прекратить. Либо творчество Крэга, либо мое — я знала, что свое искусство я бросить не смогу… Я должна была найти лекарство от этой болезни»³⁸.

Согласно Айседоре, это лекарство появилось в виде молодого человека по имени Пим, которого она убедила сопровождать ее в Россию на следующие гастроли. Но Айседора отправилась туда только в декабре 1907 года, так что Пим, если он, конечно, существовал на самом деле, а не был ее вымыслом³⁹, никак не мог явиться причиной их разрыва. Для Айседоры было, видимо, очень неприятно признать, что ее роман с Крэгом закончился из-за отсутствия денег; слишком унизительно было и изображать себя страдающей от ревности. Легче всего было написать, что она отплатила ему, изменив с другим.

Спустя много времени в книге «Настоящая Айседора» Виктор Серов, ее последний любовник, объяснял ее разрыв с Гордоном Крэгом ревностью Айседоры: «В случае с Крэгом она измучила себя собственными сомнениями на его счет…» Касательно ее последующей поездки в Россию с Пимом он пишет: «Этот безумный эпизод положил конец двухлетнему страстному роману с Гордоном Крэгом»⁴⁰. Скорее всего, у Серова не было возможности ознакомиться с перепиской Дункан — Крэг. Он, видимо, опирается на книгу «Моя жизнь» и на то, что он узнал о характере Айседоры в ее более поздние годы, когда утраты и разбитое сердце сделали ее одинокой и одержимой.

14 октября Айседора написала Теду из Гааги. Тон ее письма нежный и спокойный: вероятно, она все еще надеялась, что возвращение возможно. Она настаивала, чтобы он «пошел к Дузе и был с ней поласковей. Не стоит ждать таких чудес от людей…».

После гастролей в Голландии она ненадолго заехала в Берлин, чтобы навестить ребенка перед поездкой в Варшаву. Из Варшавы она вновь написала Крэгу. Теперь Айседора уже отдавала себе отчет в серьезности ситуации.

«Ты не писал мне целый век, твое последнее письмо было весьма загадочным.

Я была здесь на вечеринке с шампанским и танцами — это была единственная альтернатива самоубийству. Единственная возможность выносить Варшаву — это быть все время пьяной⁴¹.

Мама настаивает на поездке в Америку на пароходе и сейчас уже отправилась туда…

Ты не пишешь мне, поэтому я не знаю, чем ты занимаешься…»⁴²

Она вернулась в Берлин на неделю отдохнуть, а потом выступила в Мюнхене 20 ноября. Оттуда 23 ноября она послала Крэгу записку, написанную в ресторане:

«О Тед, прости меня. Мне надо перебеситься, потому что я забыла это сделать в юности. Топси»⁴³