Тем не менее разочарование Айседоры и замешательство Станиславского не разрушило их дружбы: более того, этот случай даже способствовал усилению их внимания друг к другу. И, похоже, Станиславский был более сильно увлечен Айседорой, чем он показывал, если принимать во внимание их последующую переписку. Айседора написала Станиславскому 4 февраля 1908 года из Петербурга:
«Дорогой друг,
я только что вернулась от мадам Дузе (Дузе в тот момент была в России)…
Вчера я танцевала. Я думала о вас и танцевала хорошо. Я получила ваши открытки, а вчера вашу телеграмму. Спасибо. Как мило и заботливо с вашей стороны! И как я вас люблю!
Я чувствую прилив новых, необыкновенных сил. Сегодня я занималась все утро, пытаясь вложить мои новые идеи в танец. Снова ритмы.
Это вы натолкнули меня на эти идеи. Я так счастлива, что чувствую себя летящей к звездам и танцующей вокруг Луны. Это будет совсем новый танец, который я посвящу вам.
Я написала письмо Гордону Крэгу. Я рассказала ему о вашем театре и о вашем великом искусстве. Но не могли бы вы сами написать ему? Если бы он смог работать с вами, для него это было бы идеально.
Я всем сердцем надеюсь, что это удастся организовать. Скоро я снова напишу вам. Спасибо еще раз. Я люблю вас. И работаю с радостью.
Айседора3
.Р. S. Моя нежная любовь вашей жене и детям».
Станиславский ответил:
«Дорогой друг!
Я так рад. Я так горд! Я помог великой актрисе найти атмосферу, в которой она так нуждалась… Я в восторге и восхищаюсь вами, чувствуя, что между нами возникла настоящая и искренняя дружба.
Знаете ли, что вы сделали для меня? Я еще не говорил вам об этом.
Несмотря на большой успех нашего театра и большое количество поклонников вокруг него, я всегда был страшно одинок. (Только моя жена поддерживала меня в минуты сомнений и разочарований.) Вы первая сказали мне несколько простых и убедительных слов, касающихся основ того искусства, которое я хотел бы создать. Это придавало мне силы в моменты, когда я был уже готов бросить свою творческую карьеру.
Искренне благодарю вас от всего сердца.
О, я с таким нетерпением ждал вашего письма и танцевал от радости, прочитав его. Я очень боялся, что вы неверно истолкуете мою сдержанность и примете мои искренние, чистые чувства за безразличие. Я боялся, что ваше ощущение счастья, силы, энергии, с которыми вы уехали, чтобы создавать новый танец, пропадет до того, как вы доедете до Петербурга.
Теперь вы танцуете Лунный танец, а я танцую свой собственный танец, у которого еще нет названия. Я удовлетворен. Я вознагражден…»4
В другом письме Станиславский написал:
«…Знаете ли вы о том, что я восхищаюсь вами гораздо больше, чем очаровательной Дузе? Ваши танцы говорят мне больше, чем ее прекрасный спектакль, который я видел вчера…