Айседора: Портрет женщины и актрисы

Если я и буду существовать дальше, то это будет другой человек, возможно добрее. Но я никогда больше не стану танцевать.

Каждое утро, очень рано, Дидра и Патрик приходили ко мне в комнату, напевая и танцуя… Только в то последнее утро я услышала, что Патрик плачет. Я пошла в их комнату. Малыш был очень грустным и не хотел завтракать. Я взяла его на руки и успокоила. Потом он согласился поесть. Он только научился говорить и сказал: «Хлеб и масло, мама, хлеб и масло». А потом мы смеялись и играли вместе. А потом я предложила прокатиться на автомобиле… Мы поехали в Версаль, затем в Париж. А после завтрака я посадила их в машину и отправила назад вместе с гувернанткой. Я поцеловала их, а они помахали мне своими маленькими ручками… А потом я в шутку поцеловала Дидру в губки через стекло. Стекло было холодным, и у меня вдруг появилось мрачное предчувствие, но автомобиль уже уехал… А через несколько минут они все уже были мертвы… Я увидела Смерть в первый раз… Когда их отдали мне и я целовала их, мне вспомнилось, каким холодным было стекло. Это был словно поцелуй Смерти…

А теперь я изо всех сил борюсь сама с собой, но все еще вижу их сидящими в автомобиле… Я должна жить ради тех, кто любит меня, но это слишком ужасная пытка. Что же мне делать?..»²²

В Париже необходимость успокоить тех, кто был рядом с ней, придавала ей силы преодолеть собственные страдания. Но вдалеке от людей то, как она держалась, не имело значения. И она не имела ни для кого значения. Она пришла к страшному выводу, что, как бы стойко она ни переносила свое горе, это никак не касается ее детей. Никакие ее действия не трогали их больше. И для ее страданий не было определено никакого предела. Она не могла сказать себе, что если ей удастся преодолеть боль хоть на миг, то она наконец прекратится вовсе. Эта боль придет к концу только вместе с окончанием ее жизни. Айседоре было тридцать шесть лет, и у нее не осталось ничего, ради чего ей стоило бы жить. Даже для ее натуры, привыкшей преодолевать любые опасности, бороться с любыми трудностями, последняя потеря была слишком огромной. Если бы у нее был муж, который разделил бы с ней это горе, то она бы собрала последние силы, чтобы утешить его. Но хотя Зингер и Крэг очень сочувствовали ей, у них были другие занятия, на которые они могли отвлечься: Зингер был женатым человеком, Крэг, который воссоединился с Еленой в 1908 году, имел от нее маленьких мальчика и девочку, а также еще пятерых детей. Айседора родила своих детей в одиночестве, теперь она должна была одна пережить их смерть.

Она написала Луи Сью с виллы Сан-Стефано на Корфу 14 мая:

«Дорогой друг,

мы живем на вилле, которая выходит на море, совершенно изолированно от всего мира. Здесь можно пройти мили среди оливковых деревьев и никого не встретить.

Я прочитала последнее произведение Метерлинка о смерти. Я все время пытаюсь изнурять себя длительными прогулками, но приходит ночь, и я уже не могу больше читать и думать, и тогда начинается настоящая пытка. Странно то, что мое тело еще живо, хотя я пью только молоко. Оно полностью подчиняется мне, и я только становлюсь сильнее. Если бы я заболела, это принесло бы мне облегчение.

Я хотела бы поехать в Эпирус, помочь несчастным, но Парис, который поначалу загорелся этой идеей, теперь не позволяет мне сделать это. Он сейчас в Лондоне.