Айша. Возвращение Айши. Дочь Мудрости.

С громким ругательством Лео бросился на ближайшего из них и повалил наземь, затем встал над поверженным с каменным лицом и сжатыми кулаками.

Айша снова засмеялась:

— Превосходный бросок, мой гость; для человека, который еще недавно болел, ты очень силен. Но я прошу тебя, из уважения ко мне, пощадить моего слугу. Он не причинит никакого вреда девушке, становится холодно, и я хочу, чтобы ее отвели в мои покои. Та, которой ты благоволишь, может надеяться и на мое благоволение.

Я схватил Лео за руку и оттащил его от простертого на земле глухонемого: он был в явной растерянности и не сопротивлялся. Мы все направились по плато к пещере; к этому времени танцоры уже исчезли, и только груда человеческого пепла осталась от костра, который освещал недавнее действо.

Мы скоро достигли будуара Айши — мне показалось даже, что слишком скоро, ибо мое сердце давили тяжелые предчувствия.

Айша уселась на подушки, отпустила Джоба и Билали, велела прислужникам проверить, в порядке ли светильники, и уйти, оставив при себе только любимую личную прислужницу. Мы все трое продолжали стоять, несчастная Устане слева, чуть в стороне.

— Ну а теперь, о Холли, — начала Айша, — объясни мне, как ты, в чьем присутствии я повелела этой ослушнице, — она указала на Устане, — уйти отсюда, ты, по чьей мольбе я сохранила ей жизнь, участвовал в том, что я видела; как это случилось — я спрашиваю. Отвечай и ради своего же блага говори только правду, ибо я не потерплю ни малейшей лжи!

— Это произошло случайно, о царица, — ответил я. — Я ничего не знал.

— Я верю тебе, о Холли, — холодно ответила она, — и это твое счастье, что я тебе верю, — так, значит, вся вина на ней?

— Не вижу тут никакой вины, — вмешался Лео. — Она свободная девушка и по обычаям этой ужасной страны избрала меня своим мужем; кому это во вред? Во всяком случае, госпожа, — продолжал он, — если она в чем-нибудь провинилась, то и я виноват в том же самом, и если ее надлежит наказать, накажи и меня, но предупреждаю, — продолжал он с нарастающей яростью, — если по вашему приказу кто-нибудь из этих глухонемых негодяев посмеет вновь притронуться к ней, я разорву его на куски. — Его вид не оставлял сомнений в том, что он готов выполнить эту угрозу.

Айша слушала в ледяном молчании, не произнося ни слова. А когда он договорил, обратилась к Устане:

— Можешь ли ты сказать хоть что-нибудь в свое оправдание, женщина? Ты думала, дурочка, что можешь добиться своего вопреки моей воле, но разве может соломинка или перышко сопротивляться могучему ветру? Говори же, я хочу понять. Почему ты посмела меня ослушаться?

И вот тогда я увидел потрясающее проявление отваги и неустрашимости. Несчастная обреченная девушка хорошо знала, чего можно ждать от ее грозной повелительницы, не менее хорошо по собственному горькому опыту знала она и как велико ее могущество, и, однако, она не пала духом и в самой глубине своего отчаяния нашла силы бросить ей вызов.

— Я поступила так, о Хийя, — сказала она, выпрямляясь во весь свой рост и сбрасывая с головы леопардовую шкуру, — потому что моя любовь сильнее самой смерти. Я поступила так потому, что жизнь без этого человека, избранного моим сердцем, была бы для меня смертной мукой. Вот почему я рискнула ослушаться тебя, зная, что навлеку на себя твой гнев; и все же я рада, что посмела так поступить, ибо мой Лев обнял меня и сказал, что все еще любит.

Айша приподнялась и снова откинулась на подушки.

— У меня нет никакой колдовской силы, — продолжала Устане своим звонким и звучным голосом, — я не царица, а простая смертная, но женское сердце может опуститься на любую глубину, о царица, а глаза женщины видят даже сквозь твое покрывало. Послушай, я знаю, ты сама любишь этого человека и хочешь убрать меня со своего пути. Да, я умру — умру, погружусь во тьму, уйду неведомо куда. Но я знаю одно. В моей груди пылает яркое пламя, и при его свете я провижу грядущее: оно развивается передо мной, как свиток. Когда я впервые увидела моего господина, — она показала на Лео, — я знала, что его свадебным даром мне будет смерть, я поняла это с первого же мгновения, но я не переменила своего решения, я готова была заплатить эту цену — и вот она, смерть! Но и сейчас, стоя на последней ступени жизни, я твердо знаю, что это преступление не принесет тебе ничего хорошего. Он мой, и, хотя твоя красота — словно солнце среди звезд, он все равно останется моим. Никогда не посмотрит он тебе в глаза и не назовет тебя женой. Ты тоже обречена, я вижу... — Она говорила звонко, с вдохновением прорицательницы. — Я вижу...

Ее прервал крик ярости и ужаса. Я повернул голову. Айша вскочила и протянула руку в сторону Устане, которая не могла больше выговорить ни слова. На ее лице вновь появилось то самое полное боли и страха выражение, с каким она когда-то пела свою дикую песню. Ее глаза округлились, ноздри расширились и губы побелели.