Айсолтан из страны белого золота

— Добро пожаловать! Заходите, заходите… Будете с нами на веранде чай пить, или, может, в комнате стол накрыть?

И опять Потды, подобно передним ногам козы, опережает остальных:

— Ай, Джерен-эдже, разве мы отсталые от жизни люди? Мы люди культурные. Чай будем пить в комнате, за столом, и сидеть на стульях. А вы пример с нас берите.

Чары говорит:

— Ну, ну, полегче, Потды-хан! Что это значит: „вы“, „мы“? Кто тебе позволил разделять собравшихся на два лагеря? Еще не известно, кто отстал, а кто перегнал. Может, нам с тобой еще не угнаться за пылью из-под ног других людей… Разве ты не на такой же подстилке родился и вырос? По-твоему, вся культура в том, чтобы сидеть выше земли на полметра? А если твою культуру вот тут поискать, может, ничего и не обнаружится, — и Чары легонько стукает Потды по лбу, потом садится на ковер.

Нурсолтан смеется:

— Что, Потды-хан? Получил свое?..

Потды усаживается рядом с Чары, вытирает со лба пот рукавом.

— Да вот, Нурсолтан-эдже, поди пойми, чего им нужно. Сами все твердят: „Ты некультурный. Зачем не чисто одеваешься? Зачем газет не читаешь? Зачем ешь руками? Зачем нос платком не вытираешь?..“ Эх, жалко мне твоих ушей, еще заболят, слушая, а то бы я много насчитал. На этот раз я решил всех опередить насчет культуры, а вышло опять наоборот. Ну, да мне что! Пусть мне теперь кто-нибудь замечание сделает! А я отвечу: „Извините, парторг научил“. Так, что ли, Айсолтан? — и Потды опять лукаво косится на девушку.

Досада разбирает Айсолтан. „И чего этот выскочка-пустомеля суется всюду, куда его не просят?“ — думает она. Будь это не в гостях, уж она бы его отчитала! А здесь Айсолтан робеет. После прихода мужчин она еще не сказала ни слова, не решаясь вступить в разговор. Теперь она говорит, — пусть Потды понимает, как хочет:

— Потды у нас очень культурный молодой человек.

Слова Айсолтан действуют на Потды как освежающий дождь на захиревшее было растение. Он снова оживает и, уставив на девушку свои глазки-щелки, принимается болтать:

— Ай, спасибо, Айсолтан! Пусть будет моя жизнь ковром у тебя под ногами. Пусть будут мои руки-ноги, мои уши-глаза твоими слугами. Посылай меня теперь хоть на край света. Скажешь: „Потды, ступай приведи ко мне одного человека…“ или скажешь: „Ступай передай от меня весточку…“ — Потды все выполнит. — И тут Потды переводит взгляд с Айсолтан на Бегенча и обратно — с Бегенча на Айсолтан.

Однако никому как будто невдомек, на что намекает этот болтун. Никому, кроме Айсолтан. Вся вспыхнув, она сердито обращается к Потды:

— Твой язык не знает удержу, Потды! Слышал, небось: умный, когда его хвалят, молчит, а дурак колесом ходит.

После этого Потды на некоторое время умолкает. А когда он, не выдержав, открывает рот, чтобы снова приняться за свое, возвращается Джерен, которая ходила посмотреть плов, и приглашает гостей:

— Ужин готов. Подавать сюда или пойдем в комнаты?

Можете не сомневаться, что Потды опять отвечает за всех:

— Может быть, мы теперь все-таки будем культурными? По-моему, в такой приятной компании нужно ужинать за столом.

— Ну, Чары, пожалуй, он прав. Как ты думаешь? — спрашивает Бегенч.

Чары смеется:

— Говорят ведь, что даже у безумца из ста слов одно бывает толковым. Давайте на этот раз последуем совету Потды.

В столовой Айсолтан украдкой оглядывается по сторонам. В этой высокой, просторной комнате все блещет чистотой. Буфет, тахта, над тахтой большой ковер, напротив, на стене, два портрета, на маленьком столике патефон. Нигде ни пылинки. На столе, покрытом белой скатертью, — большое блюдо с коурмой[4], помидоры, зеленый лук, розовый виноград в вазе, бутылка вина „ясман-салык“ и шампанское. „Когда это Джерен успела накрыть на стол? — думает Айсолтан. — Тарелки, ножи, вилки, салфетки — все уже расставлено, разложено по местам“.

Вид бутылок веселит сердце Потды. Он хлопает в ладоши:

— Да здравствует Джерен-эдже!

Все садятся к столу, и Потды тотчас придвигает к себе бутылки. Держа одну бутылку в правой руке, другую — в левой, он вопрошает:

— Какое сначала? Какое потом? Кому „ясман-салык“? Кому шампанское?

— Потды-хан, думается мне, что тебя этому учить не надо, — говорит Бегенч.

— Ну, тогда „ясман-салык“ — нам, а с серебряным горлышком — женщинам.

Нурсолтан и Джерен, если уж говорить по совести, с большей охотой остались бы сидеть на ковре; пить вино им тоже не очень-то по нутру. Но разве можно обижать молодежь? Сейчас поднимут крик: „Что, Джерен-эдже, Нурсолтан-эдже, вы все никак не расстанетесь со своим шариатом?“ И Нурсолтан и Джерен сидят за столом и покорно ждут, когда им нальют вина.

Когда из бутылки с серебряным горлышком со звуком, подобным выстрелу, вылетает пробка и ударяется в потолок, Нурсолтан и Джерен, вздрогнув, дружно ахают.

Потды смеется:

— Ай! Спасайся, кто может! Неприятель напал! А вы еще хотите с нами на одном языке разговаривать!

Потды разливает вино и шампанское в пиалы.