Айвазовский

«30 апреля 1842 г., Рим.

Честь имею донести Совету императорской Академии художеств, что я постоянно занимаюсь моим искусством и прилагаю все усилия к усовершенствованию. Приятно и ободрительно для меня будет, если Совет Академии найдет достойными внимания посылаемые при сем на выставку нынешнего года четыре картины, а именно:

1) „Остров Капри при луне“,

2) „Остров Иския при закате солнца“,

3) „Часть Неаполя“,

4) „Штиль“ (картина принадлежит княгине Изабелле Адамовне Гагариной).

Сверх того, я посылаю при сем для выставки мой портрет, писанный г. Тырановым, который, равно как и все мои картины, после выставки прошу покорнейше приказать отдать г. конференц-секретарю Григоровичу, которого я просил распорядиться оными по моему назначению. По отправлении этого рапорта я предполагаю сделать путешествие в Голландию и Англию, дабы видеть приморские места и произведения известных художников по части морской живописи. При сем покорнейше прошу на счет содержания, мне производимого, сделать распоряжение, чтобы половина была посылаема на мое имя в Рим, куда возвращусь по совершении предположенного мною путешествия, а половину пансиона отправлять постоянно в свое время к матушке моей в Феодосию по адресу, который имеется в конторе Академии.

Пенсионер И. Айвазовский»[119].

В петербургской «Художественной газете» об успехе феодосийского пейзажиста в Италии в то же время сообщалось: «В Риме на художественной выставке картины Гайвазовского признаны первыми. Неаполитанская ночь, Буря и Хаос наделали столько шуму в столице изящных искусств, что залы вельмож, общественные сборища и притоны артистов огласились славою новороссийского пейзажиста; газеты гремели ему восторженными похвалами, и все единодушно говорили и писали, что до Гайвазовского никто еще не изображал так верно и живо света, воздуха и воды. Папа купил картину его Хаос и поставил ее в Ватикане, куда удостаиваются быть помещенными исключительно произведения первейших в мире художников… Его святейшество пожелал непременно видеть Гайвазовского; видел его и в знак отличного своего благоволения пожаловал Золотую медаль. Посланники: французский — дюк де Монтебелло и наш граф Гурьев купили у Гайвазовского картины и богато заплатили за них»[120].

В этом пространном отзыве, всецело заслуженном Айвазовским, подчеркнем одно положение, которое характеризует очень важную особенность его творчества: «Никто еще не изображал так верно и живо света, воздуха и воды» — ни его великие предшественники, писавшие море, ни современники, а среди них можно назвать немало выдающихся имен: Тёрнер, Констебл и даже Таннер. Их превзошел феодосийский художник, достигнув в эпоху романтизма предельной реалистичности звучания марин, а в отношении передачи состояния природы, нюансов в трактовках воды и воздуха его искусство можно рассматривать как своеобразный исток импрессионизма. Вспомним, например, сколь немалое значение придавал передаче освещения моря в своих пейзажах один из известнейших импрессионистов — Клод Моне. И потому нельзя не согласиться с заключением Тёрнера о даре Айвазовского: «Искусство твое высоко и могущественно…»[121]

В октябре 1842 года российский маринист покидает Венецию, столь значимую для него своей неповторимой поэтической атмосферой, собраниями ценнейших полотен, и по предложению Санкт-Петербургской академии художеств намеревается провести свою персональную выставку в Париже. Для этого ему было дано соответствующее разрешение. Текст этого немаловажного документа, сохранившегося до наших дней, гласит: