Айвазовский

Познакомившись со многими странами и городами Европы, где ему неизменно оказывали доброжелательный прием, оценив их художественные сокровища и живописность образов, Иван Константинович все же особенно трепетно относился к Италии. Ее виды, дорогие душе художника, он продолжал писать по памяти, в соответствии с собственным методом работы. Так было создано живописное произведение, словно залитое щедрым итальянским солнцем, — «Встреча рыбаков на берегу Неаполитанского залива» (1842, ГТГ). Гармоничность звучания, образ идиллии усиливают жанровый оттенок марины: на берегу рыбака радостно встречает его супруга с двумя маленькими детьми. Вероятно, уже тогда Иван Айвазовский задумывался о создании семьи, о домашнем очаге, о том, чтобы с таким же нетерпением ждали его возвращения из путешествий. Еще одно лишь отчасти реальное, а скорее почти сказочное воспоминание об Италии маринист отразил в картине, посвященной легендарному городу на воде, — «Венецианская лагуна. Вид на остров Сан-Джорджо» (1844, ГТГ). Даже уехав из Италии, он постоянно вспоминал о ней, получал вести оттуда от своих друзей, в частности от своего наиболее близкого друга юности В. И. Штернберга:

«Октябрь 1843 г. Рим.

Спасибо тебе, любезный Айвазовский, за письмо из Чаватавской, которое меня немало удивило, т. е. не письмо, а Чаватавская. Я думал получить от тебя письмо из Мальты, или из Сицилии, скорее из Африки с края света, но никак не из Чаватавской. Ну что бы дел было заехать? Конечно, ты хорошо сделал, что решил ехать в Париж. В Риме скучно. Я слышал, что эту зиму будет в Риме Ноrасе Vernet и Раul Dеlаrосh[130] и еще какой-то знаменитый пейзажист, увидим.

…Наше общество, наконец, открылось, которого председатель Сомов[131] очень дурно распорядился, не сделавши порядочных условий с Назари. Мы продолжаем посещать общество, где прекрасный биллиард и разные журналы, но не знаем, долго ли это продолжится, а жаль, если это нарушится.

Ты мне ничего не пишешь о письме, которое я тебе послал в Неаполь с обожженным письмом, кажется от брата твоего из Венеции. Получил ли ты его? Я написал маленькую картинку для Галогопо и начал побольше картину с того этюда, который ты у меня видел, „Акведук в Тиволи“. О выставке я ничего не слышал положительного. Говорят точно, что будет ежегодная выставка, но я тебе об этом напишу после. На днях приехали Эпингер и Чижов, которые, как тебе известно, были в Черногории, Далмации, Кроации[132] и [нрзб]. Первый отрастил себе большую бороду, а второй совсем зарос бородой.

Архитектор Шурупов также воротился из вояжа в Каффу, куда он ездил для покупки мрамора. Вот тебе все новости. Впрочем, все по-старому, — нищие все на своих местах.

Прощай, любезный Айвазовский, до свидания, мой поклон Григорию Константиновичу[133]. Все наши Вам кланяются»[134].

Иван Айвазовский в то время продолжал все так же целеустремленно работать, находя множество материалов для своих произведений в путешествиях, писал новые и новые пейзажи. Некоторые мотивы оставались в его памяти, чтобы годы спустя стать основой для новых картин, например для марины «Амстердам», усложненной композиционными деталями. К его характерным произведениям этого времени среди прочих следует отнести многодельный живописный холст 1844 года, словно наполненный воздухом и солнечным светом, — «Порт ла Валетта на острове Мальта»[135].