Айвазовский

Поняв, что Глинка будет готовиться к выступлению, Айвазовский хотел было уже вернуться к своим скучным обязанностям возле дочерей хозяина, как его окружили дамы, желающие непременно выяснить что-то об Италии.

Быстро размяв кисти рук, Глинка сел за фортепьяно и начал наигрывать первую вещь. Тут же все позабыли про разговоры, в гостиную вплыла строгая молодая гувернантка в простом, но изящном черным, немного похожем на испанское, платье. За ней, тщетно стараясь держаться как взрослые, вкатились малыши.

Девушка тут же усадила своих подопечных на заранее приготовленные стульчики в первом ряду, незаметно устроившись в уголке. Тонкая девичья фигурка в черном, еще больше подчеркивающем стройность, темные волосы и большие выразительные глаза незнакомки сразу же обратили на себя внимание Айвазовского, которому уже порядком надоели ужимки и улыбки окружающих его разодетых по последней парижской моде дам. «Ты скоро меня позабудешь», — пел Глинка, а Ованес смотрел во все глаза на прекрасную гувернантку, хорошо понимая, что не сможет сегодня ни поговорить с ней, ни пригласить на танец. Вскоре девушка заметила на себе внимательный взгляд Айвазовского и посмотрела на него. Прямой, открытый взгляд прекрасных глаз задел впечатлительного художника за живое, какое-то время он мог видеть только ее одну. Всё, даже прекрасная музыка, словно растворилось, исчезнув в биении его собственного сердца. Не в силах выдержать открытого взгляда, Ованес первым отвел глаза, но теперь он видел ее повсюду. Образ прекрасной незнакомки словно отпечатался на роговице глаза художника, так что, смотрел ли он в расписанный потолок, на большую вазу или спинку соседского кресла — везде и всюду он видел только ее.

Когда пришел черед Айвазовскому сыграть для публики, он с готовностью поднялся, принимая принесенную ему хозяином скрипку, пока играет музыка, дети будут находиться в гостиной, а значит, девушка не уйдет, быстро сообразил он. И еще одно: он не мог представиться гувернантке, не ждал, что кто-нибудь догадается познакомить их, но уже то, что прося его исполнить что-то на свое усмотрение, его невольно еще раз представили благородному собранию, вселяло хоть какую-то надежду. Пусть, по крайней мере, она услышит его имя, а уж он потом как-нибудь исхитрится и выяснит, как зовут ее.

И Айвазовский заиграл, усевшись так, чтобы иметь возможность видеть девушку и петь только для нее. Ованес пел все с большим и большим вдохновением песни, услышанные в далекой и любимой им Италии. Это были нежные песни любви, и хоть он пел по-итальянски, смысл его слов был понятен.

Когда он закончил, его наградили овацией. Дети хлопали, стоя и приплясывая на месте. Так же тихо как пришла, гувернантка собрала малышей и неслышно, в общем шуме, покинула вместе с ними затянувшийся праздник.

Теперь у Айвазовского была одна цель — познакомиться с девушкой в черном, но это было непросто сделать. В этом доме Иван Константинович был в первый раз, и, наговори он комплиментов хозяину, его непременно пригласили бы еще, но где гарантия, что на следующем вечере появится она?

Будучи среди гостей, он не сможет вдруг отправиться бродить по чужому дому в поисках поразившей его красавицы. Тем не менее следовало решиться хоть на что-то. В конце вечера он подсел к хозяйке и, похвалив малышей, все же умудрился выяснить имя их гувернантки — девушку, в которую так неожиданно для себя влюбился Айвазовский, звали — Юлия Яковлевна Гревс, англичанка, дочь штабс-доктора, прибывшего некоторое время назад в Россию и до самой своей кончины находящегося на русской службе.

Помогло ли ему это знание? Во всяком случае, уже то, что он знает имя своей любимой, доставляло ему немалую радость, заставив сердце биться еще быстрее. Сама Юлия по-прежнему была для него за семью печатями. Можно было, конечно, попытаться выследить, когда она отправлялась гулять с малышами. Но это значит — стоять и ждать как дураку, пока знакомые или случайные прохожие не узнают его по портрету Тыранова. Приходилось действовать осторожнее. Нужно было не просто встретиться с Юлией, а сделать это так, чтобы все выглядело естественно. Юлия Яковлевна была вынуждена работать, и скомпрометируй ее художник, возможно, ей пришлось бы подыскивать себе другую службу. Почему-то Айвазовский был уверен в том, что тоже понравился своей красавице. Вот как описывают в своей книге «Повесть о художнике Айвазовском» Лев Арнольдович Вагнер и Надежда Семеновна Григорович:

«Он велел зажечь свечи в большой люстре и канделябрах. Лихорадочно, по памяти он начал писать портрет молодой гувернантки.

Прошло несколько часов. Айвазовский отложил палитру. С холста на него глядели милые девичьи глаза.

Без помощи слуги художник потушил свечи и поднял шторы.

Стояло на редкость ясное зимнее утро.

Солнце залило комнату и осветило портрет девушки.

Тогда художник вывел на нем крупными буквами надпись — Юлия, жена моя…»