Айвазовский

Отчитываясь 30 апреля 1879 года о своей творческой деятельности во время поездки за границу П. Ф. Исееву, Айвазовский пишет: «…знаки ордена Фредерика и грамота получены были мною еще в Штутгарте. За границей я написал несколько картин. Две из них будут выставлены в Париже на обыкновенной годичной выставке, и три картины оставлены мною в Мюнхене для предстоящей международной выставки, которая откроется там 1-го июля этого года. Из заграницы вернулся я 15-го марта и в настоящее время приготовляюсь начать картину, изображающую Христофора Колумба во время открытия Америки, довольно значительной величины». Для серии картин на тему экспедиции Колумба Айвазовский специально ездил в Геную.

И вот теперь, продолжая работать как заведенный, из письма Айвазовского к В. П. Гаевскому[260] от 26 августа 1880 года мы знаем, что сразу же по приезде он занялся картиной на тему «Пушкин в Крыму». Иван Константинович воспитывает будущего художника — своего родного внука, гуляя с ним и приучая видеть красоту природы. Старый и малый — соседи то и дело видят их то возле Генуэсской крепости, то на берегу моря, а то и бродящими по узким крутым горным тропкам, на которых ни пожилых людей, ни малолеток из хороших семей днем с огнем не отыскать. Айвазовскому же хоть бы что, он словно не чувствует лет, не отставая от Миши, не мешая ему резвиться во всю мальчишескую удаль, а то и сам подначивает. Часто, забрав с собой узелок со съестным, альбомы или блокноты для рисования, они уходят на несколько часов заниматься любимым делом. Устав, устраиваются в тени, лакомясь пирогами, заботливо собранными в корзинку для пикника, матушкой Миши. Пироги отлично идут с молоком, молоко с турецкими конфетами или домашними леденцами. Впрочем, сладкое у Миши идет в любом сочетании. Вкусно!

Отдыхая от трудов праведных, дед и внук ведут неспешную беседу, мальчик рассказывает о своих друзьях, о щенке, которого Иван Константинович обещал в ближайшее время забрать для внука у соседей. Щенка уже дня три как выбрали из четырех точно таких же коричневатых комочков. Выбрали окончательно и бесповоротно, заранее решив назвать нового члена семьи Рекс. Теперь новое дело: каждый день бегать через дырку в заборе к соседям, интересоваться, насколько за ночь вырос будущий питомец. Уточнять, большим ли вырастит пес? И насколько большим? Миша понимает, что все эти сведения архиважны для деда, и только скромность и нежелание выглядеть перед соседями как какой-то шалопай не позволяют ему тоже лазить через дырку. Поэтому Миша и старается за них обоих, то и дело исчезая из двора Айвазовских в соседские владения, там, где под крыльцом пестует своих деток здоровенная серая Сатара. Собаченция неопределенной породы, но с покладистым характером и дивно-красивой разноцветной шерстью.

Захлебываясь, Миша рассказывает о новом щенке, и дед не мешает ему, время от времени задавая вопросы, соглашаясь с необходимостью построить новую будку, выкрасить которую разными цветами обещает мальчик.

Потом они вместе валяются на траве, смотря в небо, купаются — любимое занятие старого художника, и когда уже совсем выдохлись, Миша просит дедушку рассказать ему сказку.

Дед — старый волшебник — знает множество интереснейших историй, да не каких-нибудь, а все о крымской земле. Это волшебные истории, потому что, когда дедушка рассказывает о Ялте, после ничего не стоит упросить его отвести любимого внука в эту самую Ялту, дабы повторить повесть еще раз, но теперь уже на месте. Миша так лучше запоминает. Ну и искупаться там, конечно, как без этого.

Как почувствует маленький хитрец Миша, что дед его новую историю в закутках памяти шукает, так и сам задумается, куда еще не ездили они вместе? Ну, ясное дело, чтобы было, где порезвиться, а дедуле важно ходить да на местные достопримечательности показывать. Дед — рассказчик заслушаешься. Мише же двойная польза. Ах вот, нашел. Не далее как вчерась новая служанка говорила, будто бы недалеко от ее родной деревни скала приметная возвышается — каменная кошка. Нет, не каменная, а окаменевшая. Так Сонна сказала, точно так. И будто бы даже не кошка, а дьявол, превратившийся кошкой, да и окаменевший в этом образе. Мише хочется быть кошкой, полазить по деревьям, поохотиться, а какие кошки прыгучие. Но окаменевшей кошкой, да еще и кошкой-дьяволом… Сонна баила, будто бы кошка поднимается ночью, выгибая свою каменную спину, так что лес встает дыбом. Хотя леса там давно уже нет, вычесала его старая каменная кошка, точно лишний пух. Может, про эту самую кошку дедушку расспросить. Не опасно ли будет поехать, да и Сонну свозить, с родными повидаться? Она ведь ничего — новая мамина прислужница, и не ябеда вовсе, и добрая, всегда рада с детьми поиграть да сладостями одарить. Решено. Пусть будет про кошку.

— Дедушка? — отрывает Миша Ивана Константиновича от его размышлений. — А ты знаешь про каменную кошку, что в Симеизе?

— Про кошку, деву и монаха? — оживает Айвазовский. — Конечно знаю. Хочешь послушать?