Айвазовский

Выслушав доклад министра Двора, государь император позволил художнику задержаться в Крыму еще на год, повелев выдать еще тысячу рублей ассигнациями, которые тот должен был получить в Керчи.

Из автобиографии Айвазовского мы знаем, что поход состоялся и он: «Находился сначала с H.H. Раевским на пароходе «Колхида», потом перешел к М. П. Лазареву на линейный корабль «Силистрия», капитаном которого был П. С. Нахимов…[99]» До нас дошли несколько рисунков и картин Айвазовского этого периода, изображающих Лазарева,[100] Нахимова, Раевского, Корнилова,[101] Панфилова и др.

На военном корабле «Колхида» Айвазовский знакомится с Львом Сергеевичем Пушкиным,[102] младшим братом Александра Сергеевича — человеком безусловно талантливым и незаурядным. Как вспоминает о своих встречах с Львом Пушкиным племянник Антона Дельвига,[103] Андрей Андреевич Дельвиг: «Он был остроумен, писал хорошие стихи, и, не будь он братом такой знаменитости, конечно, его стихи обратили бы в то время на себя общее внимание. Лицо его белое и волосы белокурые, завитые от природы. Его наружность представляла негра, окрашенного белою краскою».

Во время южной ссылки A.C. Пушкина в 1820–1824 годах, Лев Сергеевич постоянно переписывался с братом, выполняя любые его поручения, связанные с издательскими и даже личными делами поэта. Это именно ему были посвящены стихотворения: «Брат милый, отроком расстался ты со мной»(1823), «Послание к Л. Пушкину» (1824) и пр.

Лев Сергеевич обладал редкостным талантом по свидетельствам современников, буквально с одного прочтения он мог запомнить стихи и целые поэмы. По словам П. А. Вяземского:[104] «С ним, можно сказать, погребены многие стихотворения брата его не изданные, может быть даже и не записанные, которые он один знал наизусть».

В кают-компании «Колхиды» офицеры так часто просили Льва Сергеевича читать им наизусть стихи Александра Сергеевича, что тот начал требовать за свое выступление оплату в жидкой валюте. Нововведение понравилось и сразу же прижилось, офицеры исправно проставляли выпивку, довольный чтец с выражением читал написанное братом, вино текло рекой.

О Льве Пушкине ходил забавный анекдот, что тот будто бы всю жизнь испытывал непонятную и ничем не обоснованную ненависть к питьевой воде, отчего пил исключительно вино, пренебрегая чаем, кофе и никогда не прикасаясь к супу. Вина же он мог потребить сколько угодно. И если поначалу странные требования Льва Сергеевича относительно оплаты его выступлений встречались корабельным начальством с неодобрением, тот факт, что последний мало пьянел и после любого количества выпитого продолжал исполнять свои обязанности, характеризовало младшего Пушкина как человека, безусловно, надежного. Впрочем, его все любили, опасаясь единственно обсуждать с Львом Сергеевичем обстоятельства гибели его брата, так как выпивши, Лев много раз порывался отправиться во Францию, дабы непременно стреляться там с Дантесом.

О смерти брата он узнал, будучи на Кавказе, сохранилось его письмо к другу, написанное вскоре после получения известия о смерти Александра Сергеевича: «Сам я получил только контузию, будучи вечно под пулями; бедный же брат мой погиб в это время от одной, ему обреченной. Несправедлива тут судьба, его жизнь необходима была семейству, полезна отечеству, а моя — лишняя, одинокая и о которой, кроме тебя и бедного отца моего, никто бы и не вздохнул».

В этих строках все — боль и ужас утраты, и признание собственного ничтожества, и загубленной попусту жизни. Думаю, что если бы роком Льву Пушкину выпал шанс погибнуть вместо брата, он без колебания встал бы под пулю Дантеса.

Вот с таким замечательным человеком свела судьба нашего героя. Впрочем, на этом сюрпризы не закончились.

На корабле все было отлажено так, что каждый человек прекрасно знал свое место и что должен делать, так что офицерам не приходилось указывать своим подчиненным, и свободное от вахт время они проводили, куря на верхней палубе или играя в картишки в кают-компании. Не курящий и равнодушный к вину Айвазовский принес на палубу этюдник и занялся привычным занятием принялся переносить на лист медленно проплывающий мимо крымский берег.

Два первых дня были перенасыщены разговорами с моряками, стихами, которые декламировал Лев Пушкин, то и дело мечтательно прикладываясь к бутылке, рядом с его креслом уже валялось несколько опорожненных им сосудов, когда он уставал, кто-нибудь из офицеров неизменно принимал поэтическую вахту, продолжая чтение, или начинал увлекательный рассказ. Эта спокойная с виду обстановка ничем не напоминала об истинной цели флотилии. Поэтому, когда на третий день пути «Колхида» подошла к устью горной речки «Псезуапе», что в долине Субаши, где должен был высадиться десант, Гайвазовский никак не мог вникнуть в серьезность происходящего. Морские офицеры, которые буквально вчера мирно резались в карты, читали стихи и говорили о женщинах, в один миг сделались серьезнее. Теперь им уже было не до их гостя и попутчика, начиналась обычная военная работа, в которой штатским не было места.