Айвазовский

Впрочем, нельзя сказать, что поездка с Казначеевым не принесла вообще никаких плодов, как раз наоборот. Уже готова «Лунная ночь в Крыму. Гурзуф»[96] — нежная поэтичная картина с тем самым кипарисом, с которым художник здоровался и разговаривал о Пушкине. Вот как отзывается о проделанной работе сам художник в письме к Оленину: «По прибытии в Крым, после кратковременного свидания с родными, я немедля отправился, как Вам известно, с благодетелем моим А. И. Казначеевым на южный берег, где роскошная природа, величественное море и живописные горы представляют художнику столько предметов высокой поэзии в лицах. Там пробыл я до июля месяца 1838 и сделал несколько удачных эскизов; оттуда возвратился в Симферополь и в короткое время нарисовал множество татар с натуры, потом устроил свою мастерскую на родине моей в Феодосии, где есть и моя любимая стихия. Тут отделал я пять картин и отправил их месяца три тому назад к Александру Ивановичу Зауервейду, прося представить их по принадлежности; о сем тогда же донесено мною и В. И. Григоровичу.

К сожалению, до сих пор не имею я никакого известия об участи посланных картин. Вероятно, Вы уже благоволили их видеть. Кроме сих, я приготовил шесть сюжетов, из которых три — отделаны и к выставке будут представлены Вашему высокопревосходительству. Одна представляет лунную ночь, во второй — ясный день на южном берегу, в третьей буря. Сверх того, сделал я еще несколько новых опытов и эскизов, думал уже приступить к отделке всего, чтобы привезти с собою в Петербург, не пропуская данного мне срока».

Лунная ночь в Крыму. Гурзуф. 1839 г. Холст, масло. 101 * 136,5 см. Сумский художественный музей.

Одновременно с летом закончились выданные Академией деньги, и Гайвазовский вынужден просить выдать ему хоть сколько-нибудь на продолжение работы. Проклятая нищета, вот, казалось бы, совсем недавно вернулся из Петербурга с карманами, полными денег, и что же, они покинули его, точно перелетные птицы. Предатели деньги!

Впрочем, рано предаваться панике, Гайвазовский на хорошем счету, учителя за него горой, академическое начальство знает — этот не подведет, не обманет. «Вследствие словесно представленной мною просьбы Вашей к Академии, в письме на мое имя Вами изъясненной, об оказании Вам денежного пособия для пребывания в Крыму и спокойного продолжения занятий Ваших живописью с натуры, по уважению к тому, что Вы употребили уже почти всю сумму, пожалованную Вам государем императором за картины, на заготовление художественных потребностей к путешествию, собственную экипировку, проезд в Крым и переезды в Крыму, а также на пособие родным Вашим, Правление императорской Академии художеств, приняв во внимание эти обстоятельства, а равно известное трудолюбие Ваше и хорошую нравственность, с согласия его высокопревосходительства г. президента определило: назначить Вам в пособие 1000 руб., которые при сем к Вам и посылаются, но с тем, чтобы Вы взамен оных, представили по возвращении Вашем какую-либо картину в собственность Академии».[97]

За зимой пришла и новая весна. Время, неизменно значимое и полное сюрпризов для художника. На этот раз к дому Гайвазовских подъехала рессорная бричка, из которой вышел сам начальник Черноморской береговой линии, знаменитый, легендарный генерал Раевский, среди прочих подвигов и славных дел которого, в частности, значился эпизод двадцатого года, когда во время войны с французами боевой генерал не только шел в авангарде войск, на передней линии, а плечом к плечу с ним бились его юные тогда сыновья. Как написал о генерале восторженный Жуковский:

Раевский, слава наших дней,
Хвала! Перед рядами
Он первый, грудь против мечей,
С отважными сынами.

Айвазовский прекрасно знал современную поэзию, а Николай Николаевич Раевский был ко всему прочему интересен ему дружбой с Пушкиным, который, а из этого не делалось секрета, посвятил Раевскому поэму «Кавказский пленник».

Прими с улыбкою, мой друг,
Свободной музы приношенье:
Тебе я посвятил изгнанной лиры пенье
И вдохновенный свой досуг.

Поэтому можно себе представить гамму чувств, которая охватила молодого человека при виде кумира своего детства.

Николай Николаевич много слышал о талантливом феодосийском художнике, читал о нем, кроме того, о «морском волчонке», как прозвали Ованеса моряки-балтийцы, ему прожужжали все уши на его собственном корабле. И вот теперь Раевский лично заехал познакомиться с Гайвазовским, а заодно сделать ему заманчивое предложение.

Сам Николай Николаевич держал путь на Кавказ, дабы руководить высадкой десанта.