Айза

— Что, например? Призвать к оружию, чтобы отстоять их права? Какому оружию? Луки и стрелы против танков и самолетов армии? И какие у них права? На огромные пространства земли, по которым они могли бы кочевать, живя за счет охоты, не позволяя, чтобы здесь паслась хоть одна корова или лошадь, чтобы здесь сажали рис и картофель? Или право на образ жизни, который они отвергают и который приносит им только несчастья и болезни? Нет! — уверенно сказала Селесте. — Печально это признавать, но их песенка спета. Рыжеволосый Ромуло мог быть замечательным безумцем, однако в конечном итоге его дело с самого начала было проиграно.

— А если бы они с раннего детства воспитывали детей в наших обычаях? Они бы не смогли адаптироваться?

— Может быть, — согласилась Селесте. — Но как вы намерены это осуществить? Забрать их у родителей сразу после рождения или с первого момента вбить клин между двумя культурами, чтобы в результате родители и дети чувствовали себя чужими и стыдились друг друга? — Она скептически покачала головой. — Только некоторым, очень немногим, удастся преодолеть пропасть многовековой отсталости. Прочие в конце концов тихо вымрут — точно так же, как на протяжении истории вымерло столько других культур.

— Трудно с этим согласиться.

— Тем не менее приходится согласиться. — Селесте перестала выбирать камешки из чечевицы и взглянула на Аурелию Пердомо. — Вы как-то говорили, что там, на Лансароте, прежде чем выйти замуж, были учительницей, не так ли?

— Да. И после замужества я продолжала учить детей в поселке.

— Вам бы хотелось, чтобы здесь была школа?

— Здесь? — удивилась Аурелия Пердомо. — И кого бы я учила? Ближайшее имение находится в трех часах пути.

— Да, но ведь есть пеоны. А у этих пеонов есть дети, которые никогда не научатся читать, потому что даже их родители этого не умеют. — Селесте внезапно воодушевилась, словно идея показалась ей вполне осуществимой. — Мы могли бы приспособить для этого несколько комнат и часть конюшен, и дети приезжали бы на время. Месяц или немного дольше интенсивных занятий. Затем они уезжали бы к себе домой, чтобы вернуться в сезон дождей, когда все равно нечего делать. Как вам кажется?

— Это было бы здорово, — согласилась Аурелия. — Но полагаю, на это потребовалось бы много денег, а я не знаю, готовы ли пеоны платить.

— Не беспокойтесь о деньгах, — ответила льянеро. — Как думаете, вы с Айзой смогли бы заняться школой для пятнадцати или двадцати детей?

— Да. Конечно смогли бы. — Аурелия замолчала, вглядываясь в какую-ту точку на равнине. — Кто-то едет, — с озабоченным видом заметила она.

Селесте Баэс встала и подошла к окну; прищурившись, чтобы глаза не ослепил яркий свет полуденного солнца, она попыталась рассмотреть всадника, за которым, как водится, следовал столб пыли.

— Надо быть сумасшедшим, чтобы скакать по саванне в такое время дня, — проговорила она. — Это настоящее пекло.

— Предупредить мужчин?

— Нет. В этом нет необходимости.

Женщины вышли на галерею и стали ждать в тени, пока небольшой и нервный каштановый конек, храпящий и потный, не остановился перед ними.

— Добрый день!

— Добрый день!

Аурелия, Селесте и приехавшая женщина смотрели друг на друга.

— Вы ведь Селесте Баэс, правда? Не ожидала вас здесь встретить, но я рада с вами познакомиться. Я Имельда Каморра. — Женщина сделала выразительную паузу и добавила как бы невзначай: — Племянница Факундо Каморры, упокой его Господи.

Руки Селесте Баэс, лежавшие на перилах, сжались в кулаки, однако голос не дрогнул, когда она ответила:

— Будет лучше, если вы войдете.

Вновь прибывшая не стала ждать повторного приглашения, ловко спешилась, позволив своей лошади самостоятельно искать тень и водопой, и последовала за обеими женщинами в просторную гостиную, самое прохладное и уютное помещение в доме.

Аурелия Пердомо махнула рукой, показывая, что пойдет на кухню, но Селесте покачала головой.

— Нет. Не уходите, — попросила она. — Если она не ожидала встретить меня здесь, полагаю, она приехала не ради меня. — Она повернулась к Имельде, которая отряхивалась от пыли: — Или я ошибаюсь?

— Нисколько. — Имельда попыталась улыбнуться, но получилась гримаса. — Вы не могли бы дать мне попить? — попросила она. — Кажется, я наглоталась пыли со всей проклятой равнины.

— Лимонад? — предложила Аурелия.

— Если можно, добавьте немного рома.

Имельда устало опустилась в одно из кресел и с интересом огляделась, обратив внимание на тяжелую мебель, старые портьеры, широкую лестницу, которая величественно восходила на верхний этаж, и огромные картины.

— Значит, вот он какой, этот дом! — воскликнула она. — Столько лет я только о нем и слышу и привыкаю к мысли о том, что однажды он станет моим. — Она иронически улыбнулась, поворачиваясь к Селесте: — Вам известно, что ваш кузен обещал на мне жениться и привезти меня жить сюда?

— Нет, неизвестно.