Айзек и яйцо

Айзек, терпение которого тоже вот-вот разлетится вдребезги, едва способен держать себя в руках. Он ногой отбрасывает пестрый фарфоровый осколок, будто зондирует окружающую его действительность на наличие миражей. Тарелка разбита и восстановлению не подлежит. Раньше это не показалось бы ему такой уж трагедией, но только не сейчас. Это была тарелка Мэри. Все тарелки в этом доме – ее. Она купила их в небольшой лавочке на Центральной улице – набор дизайнерской посуды от малоизвестного копенгагенского производителя. И что Айзеку теперь делать? Купить новую? Тарелки выбирала Мэри. Он мог бы найти такую же, но не ту же. Купить другие, предварительно разбив прежние? И пиалы тоже? И маленькие тарелочки под хлеб? Господи, неужели даже сервировочное блюдо? Все это – из одного набора, и все – придется выбросить. Ему предстоит начинать с нуля. Как это вообще возможно? Поток ужасающих мыслей обрушивается на него столь внезапно, будто яйцо разбило тарелку о его голову, а не о кафельный пол. Как он сможет выкинуть ее любимые кружки? Как сможет каждое утро готовить одну-единственную чашку кофе на этой самой кухне, где он всегда заваривал две? Сердце Айзека бешено колотится в груди, во рту пересыхает, он стискивает зубы, дыхание снова затрудняется. Они всегда хотели завести собаку. Теперь они этого не сделают. Всегда хотели купить ферму – теперь не смогут. Они всегда использовали именно это слово: «всегда». Теперь единственное «всегда» в жизни Айзека – это тот факт, что Мэри нет и ему придется влачить свое существование без нее. Как он может продолжать цепляться за жизнь, зная, что в ней больше нет и никогда не будет смысла?