Читаем Айзек и яйцо полностью

Разъяснений он, конечно, не ждет. Он не осознает, что впервые со дня их знакомства поинтересовался у яйца его биографией. Существо кривит свой маленький желтый рот, как будто снова пытается скопировать кривляющихся обезьян. Оно так сконцентрировано на этом процессе, что между его неплотно сжатыми подвижными толстыми губами надувается небольшой пузырек слюны. Айзек широко распахивает глаза и чуть меньше – рот. Он понимает, что происходит. Яйцо готовиться сказать свое первое слово.

– Уаууу, – глухо выдавливает из себя оно, как жаба из детского мультика.

Айзек растерянно моргает и дрожащим голосом уточняет:

– Уаууу?

– Уаууу.

– Ты с… – запинается Айзек. – С Ва… Уаууу?

– Уаууу.

Айзек снова моргает, размышляя. Яйцо выжидающе на него смотрит.

– А где это… «Уаууу»?

На этот раз моргает яйцо. Дыхание вырывается из его ноздрей с привычным, похожим на храп урчанием. То ли оно не понимает вопроса, то ли успело потерять к их беседе всяческий интерес. Оно молча смотрит на Айзека – из-за стола его мордашка видна лишь наполовину. На фоне сияющей после уборки кухни яйцо выглядит менее мультяшным и более осязаемым. На макушке сахарной ватой топорщится белый мех, кожа, вся в пятнах и рытвинах, напоминает хорошо выдержанный сыр. Все это время Айзек уверенно считал яйцо чьим-то детенышем – маленьким и неуклюжим. Но в этот самый момент ему в голову приходит совершенно противоположная мысль: может быть, оно старше самого Айзека? Как Йода. Его огромные глаза – больше, чем два высохших грейпфрута в миске на столе, – кажутся теперь неизмеримо мудрыми. Айзек будто заглядывает в две бездонные черные дыры.

Яйцо тоже не обделяет грейпфруты своим вниманием. Ленты его рук парят над столом, а пальцы, словно разведотряд крошечных желтых солдатиков, уверенно маршируют к миске. Фрукты ему принесла Джой: она всегда стремилась навязать своему ленивому брату здоровый образ жизни. На завтрак она советовала полгрейпфрута, чай матча и напиток с куркумой и имбирем. Раньше Айзек предпочитал здоровому завтраку шоколадные хлопья, превращающие молоко в какао, теперь он обходится неоправданно крепким черным кофе и холодной тушеной фасолью, которую ест прямо из банки. Так или иначе, грейпфруты всегда вызывали у него отторжение.

– Все не наешься? – понимающе протягивает Айзек, пододвигая миску с фруктами к существу. – Угощайся.

Пальцы яйца забираются в миску и вцепляются в добычу. Существо завороженно подносит грейпфруты к своим почти такого же размера глазам. С того места, где сидит Айзек, кажется, будто оно напялило сварочные очки.

– Это еда, – поясняет Айзек, демонстративным жестом закидывая невидимый кусок в рот. – Ее можно есть.

– Уаууу, – не выказывая никакой заинтересованности, отвечает яйцо.

Прежде чем Айзек успевает спросить, почему грейпфрут тоже «уаууу», его телефон разражается еще одним звонком. Он и не заметил, что взял его с собой. Телефон лежит на столешнице экраном вниз, невыносимо дребезжа на деревянной поверхности. Айзек переводит взгляд на мобильный. Существо отправляет один из грейпфрутов обратно в миску, а второй принимается вертеть в своих маленьких ладошках. Айзек ерзает, посматривая то на яйцо, то на грейпфрут, то снова на телефон. В конце концов, он переворачивает его и читает имя на экране. А потом уходит. Выбегает из кухни, чтобы ответить на звонок, и закрывает за собой дверь. Обрывки фраз, доносящиеся из коридора, не отвлекают существо от созерцания грейпфрута. Деревянная дверь и потуги саксофониста заглушают большую часть реплик.


говорю

в виду?

Я просто?

возможность?

что

моя

умереть?

не кричу

сегодня?

хочу сегодня

завтра


Айзек бросает трубку, подумывая бросить и сам мобильный. Разбить его вдребезги о деревянный пол – и дело с концом. Но вместо этого он роняет его в карман халата и устало прижимается лбом к холодной глади зеркала. Затем Айзек выпрямляется и, стиснув зубы в решительной попытке держать себя в руках, направляется обратно к яйцу. Он до белых костяшек сжимает пальцами дверную ручку и отворяет кухню.

Судя по обновившемуся за его короткое отсутствие интерьеру, яйцо тоже не любит грейпфруты. Вместо того чтобы им полакомиться, существо, похоже, раз за разом поднимало фрукт над головой и со всей силы, на которую только были способны его руки, впечатывало его в столешницу. Размозжив грейпфрут, оно, по всей видимости, не успокоилось и принялось крошечными желтыми кулачками вдавливать его ошметки в деревянную поверхность стола. На поверку грейпфрут оказался не таким уж и сухим: об этом свидетельствует и расползшаяся по столу влажная измятая кожура, и выкрашенные соком и мякотью пол, стены и шкафы. Айзек, чуть дыша, с трудом сдерживая рвущийся из груди крик, пытается оценить масштабы бедствия. Его губы плотно сомкнуты, кулаки сжаты. Осторожно переступая через кусочки развороченного грейпфрута и лужицы сока, он пробирается к яйцу и нависает над ним. В глазах существа, все еще наполовину скрытого столешницей, читается вызов.

– Уаууу.

– Настолько не любишь грейпфруты?

– Уаууу.

– Можно было просто сказать.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Смерть сердца
Смерть сердца

«Смерть сердца» – история юной любви и предательства невинности – самая известная книга Элизабет Боуэн. Осиротевшая шестнадцатилетняя Порция, приехав в Лондон, оказывается в странном мире невысказанных слов, ускользающих взглядов, в атмосфере одновременно утонченно-элегантной и смертельно душной. Воплощение невинности, Порция невольно становится той силой, которой суждено процарапать лакированную поверхность идеальной светской жизни, показать, что под сияющим фасадом скрываются обычные люди, тоскующие и слабые. Элизабет Боуэн, классик британской литературы, участница знаменитого литературного кружка «Блумсбери», ближайшая подруга Вирджинии Вулф, стала связующим звеном между модернизмом начала века и психологической изощренностью второй его половины. В ее книгах острое чувство юмора соединяется с погружением в глубины человеческих мотивов и желаний. Роман «Смерть сердца» входит в список 100 самых важных британских романов в истории английской литературы.

Элизабет Боуэн

Классическая проза ХX века / Прочее / Зарубежная классика