Я улыбнулась, и сама почувствовала, как сухо это вышло. В отличие от отца, меня наша встреча почти не тронула, хотя должна была. Нет, я рада была с ним встретиться, но не больше. Даже Леопольда я была счастлива видеть больше, чем отца.
— Присаживайся, Ровена. — Отец махнул в сторону двух кресел около камина. — Что предпочитаешь? Может, коньяк?
— Нет, спасибо, — улыбнулась я. Забавно, что в прошлую нашу встречу он и мать запрещали пить алкогольные напитки, а теперь отец сам это предлагает.
— А я не откажусь. — Отец немного успокоился и вернул себе самообладание. Налил себе коньяк из хрустальной бутылки и залпом выпил.
И вот мы впервые за всю жизнь поговорили. Я рассказала ему о своей жизни после отъезда из Вормесса, о жизни в Родероне, Салеме и Вандее. Только о фактах, которые его и интересовали. Про Себастьяна ни он, ни я не упомянули, как и про мое не самое приятное замужество.
Тем не менее, разговор был приятным. Он живо интересовался всем, особенно Вандеей и Темной академией.
— Я так горжусь тобой, девочка моя, — искренне порадовался он. — Хотелось бы вживую увидеть твою академию.
— Двери академии и моего дома всегда открыты для тебя, отец, — честно сказала я.
— С удовольствием приеду, когда останусь… один…
Отец поник, вспомнив о своей умирающей супруге. О матери.
Я прикусила внутреннюю сторону щеки.
— Мне очень жаль, отец, — негромко проговорила я и утешающе прикоснулась к его руке. — Как она?
— Не встает с постели уже больше месяца, — вздохнул он. — Целители больше не обнадеживают нас. Слава богам, что ты успела приехать до кончины Симоны. Вам как никому другому нужно поговорить. Пойдешь к ней?
Сжав руки в кулаки, я часто заморгала, глядя на огонь, тлеющий в камине.
— Да, нам нужно попрощаться, — прошептала я. — Вот только как простить человека, который поломал всю мою жизнь?
— Но в итоге ты ведь счастлива, — возразил отец, подавшись в мою сторону. — Ты достигла своей мечты, изучаешь магию и сейчас владеешь собственной жизнью. Через препятствия, через боль к счастью, да… Но зато сейчас ты знаешь цену этому счастью и будешь беречь его.
Я криво усмехнулась, почему-то опять вспомнив про Себастьяна.
— Да, наверное, — признала я, не чувствуя этого согласия внутри. — Если ты не возражаешь, я встречусь с ней наедине.
— Конечно, — кивнул он. — Да помогут вам боги.
В комнате стоял полумрак из-за плотно закрытых штор. С трудом я разглядела на кровати фигуру. Мать пошевелилась при звуках шагов.
— Гарольд? Это ты? — хрипло проговорила она.
Голос, такой слабый и усталый, совсем не подходил для гордой и высокомерной Симоны Сегнар, представительнице знатного рода. И все равно знакомые, едва различимые нотки заставили кожу покрыться мурашками.
Молча шагнула к окну и распахнула портьеры. Тут же свет, пусть и не такой яркий, как в Вандее, проник в комнату, осветил всю мебель, в том числе кровать.
Мать по грудь была накрыта одеялом, лишь руки были сложены на животе поверх теплой ткани. Она казалась такой хрупкой, похудевшей: никогда так остро не прорезывались скулы и нос. Лишь впалые глаза оставались живыми.
Поначалу она щурилась с непривычки и не могла узнать меня. Лишь когда я с трудом подвинула кресло к краю кровати и уселась в него, мать смогла рассмотреть незваного гостя.
Она с трудом приподнялась на локтях и тут же рухнула от слабости обратно. Впившись взглядом в мое лицо, мать тяжело и сипло выдохнула.
— Ты… — просипела она. — Почему именно ты провожаешь меня на тот свет?
Я нахмурила брови, не совсем понимая, о чем она.
Мать ведь не думает… что я ее галлюцинация?
— Моя главная ошибка, — продолжила она, когда я не заговорила. С трудом закашлявшись, женщина каркающе рассмеялась: — Ох, Ровена, сколько сил было в тебя вложено, сколько стараний… Я растила тебя и видела, как ты превращаешься в сильную, гордую женщину, достойную стать королевой… Если бы не война и не брак нашего бывшего короля с принцессой Каринтии, то ты бы действительно стала править Вормессом.
— Но планы остались планами, и я не стала королевой, — заметила я. — Ты добилась лишь того, что я тебя возненавидела.
Мой тихий спокойный голос как будто пробудил мать. Она прищурилась на мгновение, а потом улыбнулась, и улыбка эта показалась кривой, совсем не доброй.
— Так ты не плод фантазии… — прошелестела она. — Ты здесь, моя дорогая Ировенн. После стольких лет молчания. Я думала, ты давно мертва. Покончила с собой после кончины герцога Готье. Ты ведь сама об этом написала.
Я нарочито спокойно сложила руки на коленях и ответила:
— Это в какой-то мере так. Ровены Сегнар, или Готье, если тебе так удобней, действительно больше не существует. Теперь я Рейвен Маринер.
— Но ты все еще моя дочь, — напомнила она.
Я эхом признала:
— Я все еще твоя дочь. К сожалению. — Прочистив горло, я перевела тему: — Как ты себя чувствуешь, мама?