Академии Тьмы и Света: Эстетика интриг

— Я… я в п-поряд-дке… — с трудом проговорила я сквозь всхлипы. Начинала накатывать истерика и оглушающее облегчение.

Наверное, я действительно позорно заревела, прижимаясь коленями к груди, потому что следующее, что я помню: глубокая ночь, но в моем доме много незнакомых людей — полиция, видимо. А рядом со мной в холле сидел, укачивая, словно ребенка, Себастьян, и горячо шептал, что все будет хорошо.

Упоенно к нему прижимаясь, я слушала его слова и верила, хотя в соседней комнате полиция изучала труп. Присутствие Себастьяна помогло прийти в себя и успокоиться.

Один молоденький полицейский пробежал мимо, зажав рот рукой. Не выдержал вида и запаха, когда переворачивали тело. Практически сразу мимо прошли два стражника, уводя в темницу Грегори — уже в плаще, видимо, одолженном у одного из полицейских. Он прошелся по нам с Себастьяном холодным взглядом, сплюнул прямо на пол и на ходу заявил:

— Клянусь, если ты не будешь беременна, когда я выйду из тюрьмы, то похищу тебя.

Я истерично рассмеялась, спрятав лицо на груди Себастьяна.

— Слышала угрозу, любовь моя? — Он поддержал мое веселье. — У нас нет выбора, нужно можно скорее делать ребенка.

— Идиот, — пробурчала я, улыбаясь. — Поверить не могу, я чуть не умерла.

— А я поверить не могу, что чуть не потерял тебя. На этот раз навсегда.

Его голос дрогнул, но Себастьян сохранил самообладание.

Потерев ноющую шею в районе пореза, я нахмурилась. На пальцах осталась кровь, уже свернувшаяся.

Почему-то пришла странная мысль. Архелия — маг крови. Такая магия опасна, потому что кровь — сильнейшее орудие, способное как возвысить человека, как и уничтожить его. Во всех смыслах.

А еще она может настроить выпитый эликсир на одну-единственную девушку, которую чувствует, но не может найти Ингвар.

— Я чертов гений, — хрипло рассмеялась, вытирая липкую красную жидкость о грязное платье.

— О чем ты? — не понял Себастьян.

— Кто тебя позвал сюда среди ночи?

— Ты сама, когда была в истерике. Грегори ничего не оставалось, кроме как выполнить твое требование. А я уже позвал полицию.

Я сильнее прижалась к Себастьяну, чувствуя дрожь. Холодный ветер врывался в дом не только из распахнутой входной двери, но и из дыры, раньше бывшей окном: Грегори разбил его, когда врывался в облике волка.

— Госпожа Маринер, — ко мне обратился главный среди полицейских, имя напрочь вылетело из головы. — Сейчас мы будем выносить тело, и на сегодня все. Скажите, вам есть, где переночевать?

— Она останется со мной, — твердо заявил Себастьян и прошептал уже только мне: — Теперь я точно тебя никуда без присмотра не выпущу. Будем жить вместе, и никаких возражений.

Я была только за. Обеими руками. Но на всякий случай предупредила:

— Дом обставляю я, а ты только соглашаешься и говоришь, что тебе все нравится.

— Так и знал, что есть подвох, — проворчал он, но в голосе слышалась улыбка.

И любовь.

Эпилог

Грегори не только не стал отрицать убийства Томаса Инсара, но и признался в махинациях с моим обвинением. Это помогло восстановить мою репутацию, а под давлением бунтов студентов (за что я им невероятно благодарна) меня восстановили в должности ректора Академии Темных Чар. Правда, самому Грегори это признание окончательно изменило судьбу: мало того, что его уволили с поста ректора Военного Университета, так еще и посадили. За убийство и привлечение заведомо невиновного к уголовной ответственности ему дали четыре года, хотя должны были больше: срок сократили из-за сотрудничества со следствием, а также благодаря спасению моей жизни.

Останется ли в Вандее Грегори после освобождения или нет, неважно: он уже не сможет вернуться в мою жизнь.

В день, когда прошел суд, я перевезла последние вещи из своего дома к Себастьяну. На этот раз прощаться со зданием, которое я называла домом, было проще по одной простой причине: дом там, где сердце. А оно сейчас безраздельно принадлежало Себастьяну.

Но интерьер я все равно сменила, устроила капитальный ремонт, несмотря на кучу дел: к счастью, с магией и нанятыми за двойную плату рабочими это сделать было легко. Себастьян не возражал, только посмеивался и как мантру постоянно повторял «мне нравится».

Отношения между академиями налаживались. Светлые уже привыкли к нашему с Себастьяном роману и принимали меня довольно дружелюбно. А вот с темными было сложнее, потому что у нас сейчас были сложности.

Пусть амбициозный, хитрый и опасный, Том все равно не мог действовать в одиночку. Я не могла понять, чем ему помешала, что он решил убрать меня из академии. Причина была, и о ней Том не стал рассказывал перед смертью. Вернувшись на должность, я перетряхнула всю академию и поняла, что его подвигло.

Я была категорически против взяток в любой форме, и это было правильно. Но не все преподаватели со мной соглашались: оказалось, еще во время работы предыдущего ректора они привыкли к негласной прибавке в виде покупки оценок или учебных мест, и моя политика им страшно не понравилась. Но выдать себя они не могли. Том, поступивший в аспирантуру еще до моего появления, был одним из тех, кто брал взятки.