Академия

— Ну, капитан, — сказал он довольно живо, — у вас необычная биография! Судя по всему, у вас блестящие способности и выдающиеся заслуги. Тут написано, что вы были дважды ранены при исполнении обязанностей и награждены Орденом Славы за проявленную храбрость — совершили подвиг, что выходило за рамки ваших непосредственных обязанностей. Подобные факты трудно недооценить.

Выражение лица капитана не изменилось. Он по-прежнему стоял навытяжку. По этикету посетитель, удостоившийся аудиенции у мэра, не имел права садиться — да в кабинете и не было ни единого кресла или стула, кроме того, на котором восседал Индбур. Кроме того, не положено было позволять себе никаких посторонних высказываний, кроме ответов на вопросы.

Во взгляде мэра появилась жестокость, а в голосе — колючие нотки.

— Однако вы не получали повышений по службе уже десять лет, и ваши начальники в один голос говорят о вашем неисправимом упрямстве. Все они сообщают, что вы постоянно нарушаете субординацию, некорректно ведёте себя со старшими по чину офицерами, неприкрыто отказываетесь от поддержания дружеских отношений с коллегами и, кроме того, непрерывно создаёте конфликтные ситуации. Как вы это объясните, капитан?

— Ваше Сиятельство, я стараюсь всегда поступать так, как считаю правильным. Мои деяния во славу Державы и мои ранения на этом фронте свидетельствуют о том, что то, что я полагал верным и справедливым, не расходилось с интересами Государства.

— Это — ответ военного, капитан, но… опасная доктрина. Чуть позднее мы к этому вернёмся. Например, вас обвиняют в том, что вы трижды отказались от предписаний, невзирая на то что были соответствующие распоряжения моих подчиненных. Что вы на это ответите?

— Ваше Сиятельство, предписаниям порой недостает гибкости в критических ситуациях, когда игнорируются вещи, имеющие первостепенную значимость.

— А кто вам сказал, что то, что вы считаете вещами первостепенной важности, на самом деле таковыми являются? И кто вам сказал, что они, будучи таковыми, если на то пошло, игнорируются?

— Ваше Сиятельство, есть вещи, в которых я просто убежден. Мой опыт, моё понимание событий — этого не отрицает никто из старших по чину — тому порукой.

— Но, милый мой капитан, вы просто слепы! Неужели вы не видите, что, присваивая себе право судить о том, что верно, а что — нет, и определяя тем самым для себя лично смысл деятельности разведывательной службы, вы просто узурпируете права старших по чину?

— Баше Сиятельство, я служу прежде всего Державе, а не начальникам.

— Ошибаетесь. У всякого старшего по чину есть свой начальник, а главный из них — я, а я и есть Держава. У вас нет причин жаловаться на какую бы то ни было несправедливость с моей стороны. Собственно, вы сами признали, что справедливость моя общеизвестна. А теперь, будьте так добры, объясните сами, каким образом все ваши дисциплинарные проступки привели к тому, к чему привели.

— Ваше Сиятельство, моя служба состоит в соблюдении интересов Государства, а не в том, чтобы я играл роль отставного моряка в Калгане. В инструкциях, данных мне, было чёрным по белому написано, что я обязан был осуществлять на планете деятельность на благо Академии, создать там организацию, которая могла бы контролировать действия диктатора, в особенности — в области внешней политики.

— Это мне известно. Дальше!

— Ваше Сиятельство, в своих отчетах я неоднократно указывал на важное стратегическое положение Калгана и контролируемых им звёздных систем. Я сообщал о том, что диктатор амбициозен, о том, каковы его военные планы, каковы ресурсы, а также о его миролюбивом или — как минимум — нейтральном отношении к Академии.

— Все ваши отчеты я внимательно изучил. Дальше!

— Ваше Сиятельство, я вернулся два месяца назад. В то время я не наблюдал на Калгане никаких признаков военных приготовлений. Им никто не угрожал. Месяц назад никому не известный джентльмен удачи захватил Калган без боя. Тот человек, что был диктатором Калгана, вряд ли в живых. Там не говорят об измене. Все разговоры — только о гениальности и мощи этого разбойника — Мула.

— Этого кого?

Мэр подался вперёд. Он был явно обескуражен и недоволен.

— Ваше Сиятельство, его называют Мулом. Говорят о нём много, но достоверных фактов — крохи, так что я вынужден был добывать информацию где придётся и из множества слухов отбирать только заслуживающие доверия. Скорее всего, он не знатен и не богат. Кто его отец — неизвестно. Мать умерла при родах. Воспитание — никакого, бродяга. Образование получил, кочуя по заброшенным мирам. Никакого другого имени его, кроме клички «Мул», никто не знает. Причем утверждают, что он сам присвоил себе эту кличку, — она как нельзя лучше говорит о его потрясающей физической силе и упрямстве в достижении целей.

— Какова его военная мощь, капитан? Физическая сила меня не интересует.