Вдруг над морем раздался довольный, сытый рев. Унды, пискнув, мгновенно сбежали обратно в воду. А Лади села на песок, склонила голову и залюбовалась тем, как к островку на бреющем полете приближается крылатый силуэт.
Приземлившись, демон и впрямь долго умывался: оттирал рыбью кровь со рта и когтей, чистил перышки, урчал, катаясь в песочной крошке, и даже как-то странно зарывался в песок головой.
– В твоем мире… месте, откуда тебя вызвали – там много песка и воды? – спросила Найт, все это время сидевшая рядом.
Демон замер и глянул на нее искоса, не поднимая макушки от земли, а потом утвердительно моргнул.
– А ты можешь туда вернуться? Если, скажем, опять провести ритуал? Или каким-то другим способом?
Демон будто… потух. Слегка сменил колорит: из яркого золота в тусклую бронзу. Потом встал, подошел к обломанной стене маяка и острым когтем – звук был воистину ужасен – яростно процарапал: «НЕТ». На луну набежали тучи; море мгновенно исчезло во тьме.
– И как же тогда быть? – спросила Ладислава.
«ПРИНЯТЬ ЭТО».
У Найт что-то тихо обрушилось в груди от этого простого совета. Она подняла взгляд на демона.
Он стоял, опустив когтистые руки вдоль тела. Крылья лежали полуразвернутые, напоминая длинный темно-золотой плащ. Его глаза – непостижимые, спокойные глаза существа, пришедшего настолько издалека, что никакими милями не измеришь – понимающе смотрели на Ладиславу.
«ПРИНЯТЬ», – еще раз когтем подчеркнул он.
Она кивнула и вдруг поняла, что плачет: слезы просто текли, неприглашенные, а Найт продолжала стоять очень прямо, с воинской выправкой, и изо всех сил старалась не моргать, не отворачиваться, не пугаться.
Демон шагнул к ней и укутал шатром из крыльев.
Позже он сграбастал ее в объятья – уже привычно – и полетел к далекому окну академии.
Две унды, потирая ладоши, радостно вынырнули из прибрежных водорослей. Перышки-перышки, серьги-браслетики, юх!..
Уже в комнате Винтервилль вернулся в свой истинный облик.
– Я подружилась с твоим демоном, – похвасталась Найт, уже вернувшая себе былое самообладание.
– Я видел, – юноша сощурился. – Я все помню. Только минут пятнадцать на острове почему-то выпали из памяти.
– Он умеет летать, у него перья из золота. Он немногословен, надежен и сам себе ищет еду. Что, если он твоя лучшая половина, Фрэнсис? – усмехнулась Лади.
– Подойди сюда, – близнец поманил ее пальцем.
Найт заинтригованно приблизилась.
– Слушай, – Фрэнсис прижал руку девушке к своей груди.
– У тебя два сердца? – опешила Ладислава.
– Второе принадлежит ему.
Ладислава приткнулась ухом.
– Я не знаю, как все это работает, – признался Фрэнсис. Его голос, отдающийся в грудной клетке, забавно вибрировал. – Откуда берется Пустошная Сущность в моменты превращения, куда исчезает мое тело. Но сердце демона, кажется, действительно где-то там. Оно постоянно пребывает в нашем мире, во мне. Оно прошито насквозь, будто гвоздь, пробивающий и объединяющий два слоя реальности. А весь остальной демон как бы… расщепился. Частично там, частично тут. Как-то раз Морган Гарвус предположил на спецкурсе, что в этом и может быть проблема наших изгнаний: демона нельзя «вынуть целиком», потому что он уже разорван. Пока его сердце в ловушке, он жив и мертв одновременно. Полное изгнание оставит нас либо с осиротелым сердцем в руках, либо с демоном – без сердца…
– Но мы же вывели, что Морган как бы плохой, – напомнила Ладислава. – Мало ли что он говорил, может, запугивал тебя просто.
– Он не мне это говорил, а своему ворону. Рассуждал вслух, пока думал, что я в отключке из-за пыток. Так что я не думаю, что это была ложь.
Винтервилль улегся прямо на пол и, задумчиво вертя в руках выпавшее перышко, смотрел на потолок, расписанный под звездную карту. Найт, ничтоже сумняшеся, плюхнулась рядом.
– Я все это к тому, что я тоже чувствую – мой демон не сможет вернуться к себе домой. Его дом теперь я.
Найт пожала плечами:
– Значит, нам очень повезло, что он душка при правильном обращении!
– Боюсь, моего отца-архиепископа один романтичный полет над морем в этом не убедит, – хмыкнул Фрэнсис. – И два полета. И двадцать.
– А если при этом унды будут махать ему из воды и восхвалять его, а все выпавшие перья мы отдадим в церковную казну на благо паствы?
Фрэнс рассмеялся.