Однако в четверг я на занятия не пошла, как и в пятницу. Просто не смогла себя заставить переступить порог комнаты. Даже ради практического занятия по мертвым языкам.
Мелисе, заглянувшей ко мне в первый же день тихой забастовки, сослалась на плохое самочувствие. Навестившему на следующий день Колту соврала, что потеряла интерес к учебе. После чего осторожно спросила:
– А от дяди ничего не слышно? Что там с расследованием?
Отец сначала отвернулся и отошел к окну, словно прячась от меня, и только потом признался:
– Глеб написал, что тебя больше не ищут как подозреваемую. По всей видимости, тех ребят отравили, прежде чем… порезать. Думаю, ты права: некромант убил их, чтобы подчинить своей воле и натравить на тебя. Насколько я понимаю, ваши миллиты…
– Полиция, – машинально поправила я.
– Ну да… Они выяснили, что все раны на телах погибших нанесены посмертно, а сами жертвы были уже мертвы, когда ты еще оставалась на вечеринке с друзьями. Так что теперь тебя ищут как свидетеля или возможного потерпевшего.
– Значит,
Колт не ответил. Какое-то время он молчал, глядя на кружащиеся за окном снежинки, которые по-прежнему таяли, едва опустившись на землю.
– Хочешь вернуться? – наконец спросил он.
Теперь промолчала я, потому что не знала ответа. Чего я действительно хотела, так это быть в безопасности. А еще чтобы Редек был жив и здоров. И чтобы меня не ненавидели окружающие. И чтобы Рабан не покидал академию, а лучше вовсе забыл о своей мести. И чтобы вместо начинающейся зимы вдруг наступила весна, мама оказалась жива, а вся прожитая мной жизнь – лишь страшным сном.
– Не знаю, – выдала я сокращенную версию ответа, чтобы не выглядеть совсем уж сопливой дурой.
– Быть может, сейчас так будет лучше для тебя, – пробормотал Колт, прежде чем уйти. – Подумай.
Когда за ним закрылась дверь, я почувствовала, как губы непроизвольно кривятся и дрожат, а глаза наполняются слезами. Наверное, задавая вопрос, я ждала, что Колт сядет на кровать рядом со мной, крепко обнимет и пообещает, что все будет хорошо и мне ничего не грозит и здесь. Ведь он крутой и сможет защитить меня от всех – и от некромантов, и от недоброжелателей. Лишь бы только я осталась с ним. Но оказалось, что он готов легко меня отпустить. Снова.
Тогда что вообще меня здесь держит?
Комната, в которой я безвылазно просидела два дня, к вечеру начала душить и давить на психику. Выйти за дверь стало необходимостью, и посреди ночи я обнаружила себя на одной из боковых, скрытых от посторонних глаз лестниц в редко посещаемой части замка с тлеющей сигаретой в пальцах. Она сгорела уже до половины, а я так и не сделала ни одной серьезной затяжки. Кажется, за последние месяцы успела разлюбить курение. Я и раньше курила или за компанию, или из чувства противоречия, в качестве вызова неизвестно кому. Теперь это казалось по-детски глупым.
Я сидела на холодных каменных ступеньках, частично разрушенных временем, смотрела на едва заметный огонек, тлеющий в почти кромешной темноте, и думала о том, что еще никогда главное правило моей жизни не работало так четко и объемно. Было тоскливо и горько, а главное – чертовски одиноко. В такие моменты я особенно отчаянно желала, чтобы мама была жива. К ней я смогла бы пойти со своими страданиями. Она бы наверняка и обняла, и пожалела, и поддержала. И все показалось бы не таким уж унылым и безысходным.
Впрочем, будь мама жива, вся моя жизнь сложилась бы иначе. И я сама, наверное, выросла бы другим человеком. Без вечно тлеющей и часто вспыхивающей в груди злости, без подсознательного желания залезть куда-нибудь и угробиться. Не знаю, помогло бы мне это в ситуации с неизвестным некромантом, жаждущим моей смерти, но, быть может, я хотя бы не действовала так импульсивно и не оставила бы Редека в Бордеме одного.
Я так глубоко погрузилась в собственные переживания, что не сразу заметила шорох приближающихся шагов. Вздрогнула, уже когда скрипнула, открываясь, дверь, ведущая на лестницу. Вздрогнула, но не обернулась. В конце концов, кто это мог быть? Наверняка стража. А что они мне сделают? Только отведут обратно в комнату и стуканут Колту. Все это можно было пережить.
Сигарета тем временем сгорела почти до фильтра, и, щелчком сбив тлеющий кончик, я бросила ее в темноту нижней площадки.
Однако вопреки ожиданиям предполагаемый стражник не окликнул меня и не велел немедленно подняться и пройти с ним в отцовскую башню. На меня даже не упал луч света фонаря, хотя стража точно не бродила по коридорам замка впотьмах.
По спине мгновенно заскользили воображаемые кусочки льда, когда я услышала, что шаги неизвестного зашуршали по ступенькам вниз, ко мне. Следовало обернуться, а, возможно, и броситься бежать, но я не шевельнулась. Навалившиеся на меня апатию и бессилие не смог прогнать даже страх, инстинкты не сработали, задавленные мрачным настроением.
– Весьма неосмотрительно бродить ночью по замку в одиночестве, да к тому же сидеть спиной к двери в таком месте, где твои крики о помощи никто не услышит.