Академия исчезающих факультетов и другие ледяные неприятности

Ян громко цокнул и явно закатил глаза, но это мы уже не увидели – Дейман затушил свечи, и в купе наступила темнота, которую нарушал только едва заметный свет луны за тяжелыми облаками.

– Вы у стенки или сбоку? – прошептал Дейман мне на ухо так, что дыханием обдал верхний край уха, а по всему телу у меня побежали мурашки.

– Не знаю, – пробормотала я, – а можно мне еще одну подушку?

– Я могу отдать вам свою.

– Давайте, – согласилась я торопливо.

Продолжая шуршать в темноте и обустраиваться, я почти не дышала. Вот уж неловкая ситуация!

Видела бы наша воспитательница в пансионате для благородных девиц, в который меня когда-то отправляла мать! Долго я там не продержалась – просто умоляла забрать меня и оставить дома, с моими любимыми книгами и артефактами, лишь бы не ходить, как глупая курица, заучивая правила хорошего тона, вежливого молчания и бездумного кивания в ответ на умные речи мужчин.

Родительница считала, что это поможет мне устроить свою личную жизнь и слегка приглушит неуёмный и буйный нрав, ведь куда больше в юности я была похожа на атаманшу, чем на благовоспитанную леди. План провалился с треском. Моего терпения хватало совсем ненадолго, глупость и посредственность других учениц выводила из себя, и я попросту сбежала из этого факультета-подготовки-послушных-невест-и-леди в обычную мирскую жизнь.

Даже уговорила своего влиятельного дядю устроить меня в Элавийскую академию – лишь бы не идти по стопам своей родни. Лишь бы доказать, что я чего-то стою помимо того, что я женщина. Пансионат этот закончила и моя мать, и моя тетя, но я пошла в породу отца, увлеченного, хоть и не очень богатого математика, к их великому сожалению.

– Ты настоящая авантюристка, Лилиан! – горевала мама, заламывая руки.

– Не считаю это ругательством, – возражала тут же я.

Желание спорить с ней во мне всегда было таким сильным, аж до зубовного скрежета, что, когда я уехала учиться и жить в академию, мы обе вздохнули с большим облегчением.

– Лилиан, – тихо позвал меня Дейман, заметив, что я застыла на месте.

– Я лягу с краю, – прошептала я. – Залезайте туда.

– Как скажете, – кивнул в темноте декан.

– Отвернитесь, я хочу снять юбку, чтобы она не измялась, – запнувшись, попросила я.

– Только закройтесь от Яна. Если вы помните, у кошачьих прекрасное зрение в темноте.

– И слух, – поддакнул «кошачий».

– Господин оборотень, – повысил голос Дейман, и я услышала, что он злится, – даже если вы в своем прошлом были знаменитым героем, это не дает вам право вести себя с дамами как последний негодяй.

– Это я еще не последний, – обиделся Ян и, судя по силуэту в темноте, повернулся к нам спиной. – Ой, да делайте что хотите. Только, чур, не слишком громко, – хмыкнул он.

– Дурак, – прошептала я сердито, стаскивая юбку и держась рукой за стол.

Дейман уже забрался в кровать и завернулся в плед. Я осталась в чулках и нижней сорочке, быстро завернулась в одеяло и осторожно легла у края, пытаясь рассчитать, как далеко мне можно держаться от декана и при этом не слететь во сне на пол. Будет не только больно, но и – в моем текущем виде – стыдно!

– Двигайтесь ближе, – прошептал Дейман.

Ей-богу, лучше бы он перестал так делать, а то я за себя не ручаюсь… Забавно будет, если мы вернемся в наш привычный мир в его старом распорядке, Дейман снова станет моим научным руководителем, а я – его аспиранткой. И мы забудем то, что происходило в этой реальности? Или нет?

Подушка была достаточно большая, чтобы уместиться на ней вдвоем. Пробуя и так, и сяк, мы поняли, что удобнее всего оставить ее у стены и мне осторожно лечь сбоку.

Поезд продолжал нестись сквозь зимний лес, пыхча и сердито выдыхая дым из трубы. Стук колес по железным рельсам хоть и был довольно громкий, но в какой-то момент стал неразличим, слился в единый шум и даже убаюкивал.

Ян, судя по тихому сопению, наконец заснул, а я всё не могла – сердце продолжало взволнованно колотиться, чувствуя близость привлекательного мужчины, от прикосновений которого во мне вспыхивала неожиданно целая буря.

На каком-то участке дороги поезд накренился снова и начал оттормаживаться. А так как наша кровать была расположена у стены по ходу движения, а не как у Яна, меня начало стаскивать с кровати в сторону пола, и я уперлась в край стола, до которого смогла дотянуться.

Нда. Кажется, этой ночью сна мне не видать…

Но дыхание снова прервалось, когда я почувствовала, как большая горячая рука декана легла на мою талию, чтобы удержать от падения. И он мягко и молча привлек к себе ближе. Значит, тоже не спал всё это время!

И вот опять – он ничего такого не делает, вот совсем, я просто чувствую тяжесть его руки на своем теле. И, однако, как одно это движение может перетрясти всё внутри! Я молчала тоже, потому что сказать что-то – значит признать неловкость и откровенность этого момента. Но послушно воле декана подвинулась чуть ближе к нему. Настолько, что теперь ощущала его близость всей спиной, всей кожей, даже затылком и краешком уха.