Академия Хиллкроуз. Искусство выживания

– На виду у всех? – скептически вздёрнув бровь, спрашиваю я с нескрываемым в голосе сомнением.

– Именно так чаще всего мы много не замечаем, – философски изрекает он, и я поджимаю губы, кивнув.

– Хорошо. Всё ясно.

Я разворачиваюсь, собираясь подняться в свою комнату, чтобы до конца упаковать вещи, которые ещё не успела положить. Но, по правде говоря, я просто оттягивала этот момент, наивно пологая, что смогу выкрутиться. Только в конченом итоге – всё против меня.

Так было с самого рождения. Правда тогда со мной были родители, которые защищали меня всеми способами и оберегали, как могли. Однако теперь…

Теперь у меня лишь Рэймонд. И я до конца своих дней буду благодарна ему, что он решил взвалить на себя такой груз ответственности, осмелившись взять меня под свою опеку. Хотя нам и пришлось повозиться с документами, дабы никто не заподозрил лишнего. Того, что знать посторонним, а, если быть точнее – всем, кроме дяди, противопоказано.

Рэй – единственный, кто знает мою тайну. И я верю, что в конце концов, он останется единственным.

Иначе…

Лучше не думать о том, что будет тогда.

Мотнув головой, отгоняю невесёлые мысли, позволив себе раскиснуть впервые за долгое время, позабыв все наставления и уроки с детства. Обернувшись, делаю шаг вперёд, но вдруг слышу:

– Кей…

Оборачиваюсь, чтобы снова посмотреть на Рэя.

– Для тебя это лучший вариант.

– Я знаю… Знаю.

– У них прекрасная защита, оберегающая студентов от посторонних посягательств и…

– Рэй…– устало выдыхаю я, ведь мы проходили это много раз. Точнее Рэй – много раз описывал мне плюсы данного решения. – Я всё понимаю.

– Тогда прошу тебя, – Он подходит ближе и заглядывает в мои глаза. Так, как это умеет делать только он. Чтобы пробирало до мозга костей. – Держи себя в руках.

Я усмехаюсь.

– Как и всегда. Это мой конек, – подмигиваю.

– Да, но…

– Поверь, я понимаю, что в моих же интересах не высовываться лишний раз.

Он кивает.

– За это время многое изменится. Вот увидишь. Я сделаю так, что тебе больше ничего не будет угрожать. А пока… Получи хорошее образование, научись чему-то новому, повеселись, заведи друзей, наконец. – Он улыбается.

– И?

– Что? – Он в недоумении вздергивает кустистые брови.

– Наставления, касающиеся второй половинки, будут? – насмешливо спрашиваю я, зная, что именно в этой теме – он теряется, когда дело касается меня. Хотя не так давно мне исполнилось двадцать. Что означало, галочка в пункте «совершеннолетие» – поставлена!

– Э…А нужно? – Его взгляд выражает полную растерянность, и я усмехаюсь. После чего хлопаю его по плечу, а затем говорю:

– Не парься. Я пошутила.

– Кей! – восклицает он, когда я почти выхожу из кухни.

– Ну, что?!

– Нет… Ничего, – в конце концов, мотнув головой, произносит он.

Я насмешливо киваю и наконец следую в коридор, откуда выхожу на огромную лестницу с широкими ступенями, которых здесь не меньше пятидесяти.

Можно, конечно, воспользоваться магией. Но я настолько эмоционально выжата, что даже не хочется заморачиваться.

Преодолев всё это величественное убранство, я наконец захожу в свою комнату. Взгляд тут же падает на прикроватную тумбочку, где стоит фотография. Недолго думая, я подхожу к ней и беру рамку в руки. Провожу кончиками пальцев по снимку, и он тут же приходит в движение.

Я задорно смеюсь, сидя на руках у мамы, а папа качает нас на широких, увитых плющом, качелях, когда с дерева опадают лепестки цветов, гонимые летним ветерком.

На этой фотографии мне пять лет…

Резко мотаю головой, поставив фотографию на место, и снимаю кофту, скинув её на пол. Затем следует футболка, джинсы и нижнее белье.

Подхватив со стула полотенце, следую в ванную комнату. Скептически оглядываю себя в зеркале. Длинные, слегка завитые волосы, темного цвета, который мама частенько называла как – цвет ночного неба. Большие изумрудные глаза, в обрамлении длинных пушистых ресниц. Маленькие, но пухлые губы. Бледная кожа. Сильно выпирающие ключицы, острые плечи. Родинка, в виде маленькой звездочки, прямо возле сердца. И ключ… Маленький непримечательный ключик из серебра на длинной тоненькой цепочке, который со мной с рождения, потому что мама всегда запрещала снимать его, говоря, что однажды – он станет моим спасением…

Всё это я вижу с самого рождения, как только научилась понимать этот мир. Но каждый раз – мне хочется разбить собственное отражение. Ведь я принесла столько бед. Я принесла столько боли…

Руки непроизвольно сжимаются в кулаки. Я хватаюсь руками о раковину, до боли впиваясь пальцами в холодный мрамор, продолжая смотреть на своё отражение. Взгляд мимолётом падает на золотистые ножницы, которые лежат на полке. Недолго думая, я хватаю их, а затем одним касанием обрезаю волосы по плечи.

Мама бы не одобрила такого поступка.

В древние времена это считалось позором. Позором для нашего рода. Только вот…

Хм. Её нет.

Её больше нет.

Никого больше нет!

Так к чему эти правила?!

К чёрту их!