Академия Хозяйственной Магии

Анчутка — помощник банника, с которым у нас установились прекрасные отношения, похихикивая, рассказал, что Мила с этой мукой проделывала. Я, разумеется, передала это Смеяне (по доброте душевной пирог она согласилась испечь), после чего подруга, брезгливо фыркая, выкинула муку в огонь, а Миле заявила, что с таким грязным материалом не работает.

Впрочем, Милица не растерялась и испекла пирог сама, при этом она даже выложила на нем тестом узор в виде улыбающегося солнца. В процессе выпекания радостная улыбка солнца превратилась в зловещий оскал, но, как рассказывают очевидцы, Мерсер, даже не обратив внимания на страшную рожу пирога, съел его, запил молочком, после чего сказал «Спасибо, эээ… как вас… Мира» и пошел развлекаться с симпатичными пятикурсницами. Нет, по идее он их как бы опрашивал, но, судя по смеху и томным взглядам девушек, опросом там и не пахло. Оставшись в дурах, Мила ходила зелёная от злости. Мне даже жаль ее стало, грешным делом подумала — может дать ей рецептик приворотного зелья из моего «Варения элексиров», которое я тогда с Митрофаном на ней опробовала?

Так прошло несколько дней. Гелдрик смотрел все откровеннее, улыбался все наглее, и я чувствовала, что вскоре он обнаружит свою поганую сущность и попытается, как и много лет назад, зажать меня в каком-нибудь укромном месте.

Хуже всего было то, что я знала — в магическом плане он достаточно силен, и ему вполне хватит подлости применить ко мне эротическую магию, например заклинание Желание Животного Жара или Сласти Страстного Совокупления. Тот, кто подвергался первому, начинал дико желать того, кто подверг его такому заклинанию. Как действовало второе, я точно не знала, но, судя по названию, ничего хорошего оно явно не предвещало.

Но если быть честной, все это было лишь фоном, на котором разворачивались главные события моей жизни.

Главным событием моей жизни стал Фил Шепард. Мои мысли были о нём, только о нём — все время, постоянно, всегда. Стоило только увидеть его — как дыхание сбивало и до сладостной дрожи хотелось прикоснуться к нему, вдохнуть его… Колени предательски подкашивались, и я еле сдерживала себя, чтобы не бежать к нему со всех ног.

Мы с ним мало говорили в эти дни. Это было какое-то помрачение, сумасшествие, то, что не укладывается ни в какие рамки — заумный Фил Шепард и я — та, кто меньше всего ему подходит… Но оттого острее стали чувства, оно было великолепным, потрясающим, упоительным это помрачение, оно дарило мне столько ощущений, расцветив мою жизнь яркими красками… Не знаю, как он, но я никак не могла осознать, что со мной происходит — действительно ли так на меня действует завет Одно Дыхание, или я наконец-то смогла дать волю желанию, которое зрело во мне давно, еще с того дня свадьбы его сестры, и в котором я просто не отдавала себе отчета.

Мы набрасывались друг на друга в темных переходах, на опустевшей спортивной площадке, за старой голубятней, улучая редкие минуты, когда могли побыть наедине и никак не могли надышаться. Я никогда бы не подумала, что он может целовать так горячо и страстно, так нежно гладить мои запястья, заводя их себе на плечи, и я обнимала его, льнула к нему всем телом, мысленно умоляя, чтобы его поцелуй не прерывался никогда.

Мы скрывались — от Томрола, от Власа, который отошел на второй план и перед которым я чувствовала какую-то смутную вину, от любопытствующих взглядов, и это подстёгивало сильнее, заставляя с каждым разом заходить все дальше, и чем дальше мы заходили, тем труднее было оторваться друг от друга.

Я ночей не спала, воскрешая в памяти ошеломляющие ощущения его мягких губ, ласкающих мои соски, его пальцев у меня между ног. Больше всего на свете я хотела ощутить Фила Шепарда в себе, одновременно слившись с ним в поцелуе. Он хотел меня, хотел так же страстно — я видела это в его зелёных глазах, выражение которых можно было теперь назвать каким угодно, но не спокойным и отстранённым.

Он смотрел на меня среди толпы, и я видела в его глазах, как он входит в меня, и наши дыхания смешиваются, и мы становимся единым и целым и нет этого слаще, правильнее и красивее.

Фил Шепард и я… Я и Фил Шепард… О боги, кто бы мог подумать!

Забывшись в своей страсти к этому парню, которого я, как оказалось, совсем не знала, или знала только с одной стороны, я совсем потеряла бдительность.

А зря…

Как-то, зайдя после занятий в свою комнату, я обнаружила Гелдрика Томрола, бесцеремонно рывшегося в шкафу с моими вещами и, судя по всему, в отделении с нижним бельем.

Похоже, моя комната уже превратилась в какой-то проходной двор: приходи кто хочешь, бери, что угодно. И куда, интересно, барабашка смотрит?

У меня затряслись руки:

— Какого семихвостого милорд делает в моей комнате и роется в моих личных вещах?

Нисколько не смущаясь, Томрол повернулся ко мне и выдал лучистую улыбку:

— Я провожу досмотр места, где был совершен акт опаснейшей и ужаснейшей черной магии, милая Фрэнни…