Академия Князева

На вешалочке его ждало персональное полотенце с синей каймой, на стиральной машине лежало чистое белье, носки, носовой платок. Стирает мама сама, в том числе и постельное белье, сама крахмалит, простыни похрустывают, когда она их стелет, в прачечной разве так накрахмалят?

Марина отдавала в прачечную даже его рубашки, даже на салфетках были нашиты матерчатые номерки. «Вот еще, убивать время на стирку», – возмущалась она. Витька вечно ходил в неглаженом…

– Мама, Нинка помогает тебе по хозяйству?

Распаренный, с зачесанными набок мокрыми волосами, Заблоцкий сидел на кухне, а мама сервировала для него половину кухонного стола: постелила сложенную вдвое льняную скатерть, поставила мелкую тарелку, слева положила вилку, справа – ложку и нож, поставила плетеную хлебницу, набор «соль-перец-горчица», короче – все как в лучших домах, а также в «Книге о вкусной и здоровой пище». Противоположный, непокрытый скатертью конец стола был «кухней», там мама на шинковальной доске сноровисто резала свежую капусту и яблоки для салата.

– Бог с ней, я от всего ее освободила. У девочки в этом году выпускные экзамены.

Заблоцкий ел салат «Здоровье», а потом хлебал несравненный мамин борщ, потом наслаждался жареной печенкой с картофельным пюре, компотом домашнего консервирования, а мама сидела напротив, за «кухонной» половиной стола, и смотрела, как он ест. Очки с толстыми выпуклыми стеклами скрывали выражение ее глаз.

– Ну, рассказывай, – сказала мама и склонила голову вперед, приготовившись слушать.

Круг вопросов, интересовавших ее, был постоянен: Как он питается? Видится ли с сыном? Каковы нюансы отношений с Мариной?

Выслушав ответы на эти программные вопросы, мама задавала вопрос дополнительный, общий и неконкретный, как сочинение на вольную тему: что он себе думает? Ответить на это было трудней всего.

Что он себе думает? Ничего не думает. Ждет. Чего ждет – сам не знает. У моря погоды.

– Но как это можно? – мама начинала нервничать. – Как можно ждать не зная чего и жить без дели?

– Почему без цели? Цель есть – повысить свое благосостояние.

– А, перестань. Так благосостояние не повышают… Тебе двадцать шесть лет, а у тебя ни дома, ни семьи, ни перспектив.

Каждый раз одно и то же. Как ей не надоест?

– Мама, извини, но ты повторяешься. Я не понимаю, чего ты от меня ждешь? Чтоб я сошелся с Мариной? Ты не хуже меня знаешь, что это невозможно.

– Но у вас есть сын, который должен вырасти нормальным, психически здоровым человеком. Вы о нем думаете? Вы совершенно о нем не думаете.

– По-твоему, лучше, если он будет свидетелем наших скандалов?

– Выяснять отношения можно и не при ребенке.

– Ну конечно, в однокомнатной квартире…

Тут Заблоцкий вспомнил рассказ Сени Шульги-Потоцкого о том, как они с женой выясняют отношения: закрываются от тещи на кухне и включают погромче радио, а потом входят в раж и стараются это радио перекричать…

– Когда ты в последний раз был у сына?

– Недели две назад.

– Так давно? Вы должны видеться чаще. Самое малое, один раз в неделю.

– Мама, я тоже так думаю, но Марина на этот счет другого мнения. Ей кажется, что я должен приходить пореже.

– Вы говорили с ней об этом? – живо спросила мама. – Кто первый завел разговор? Вы мирно поговорили?

– Вполне мирно, и порешили, что я пока буду приходить раз в месяц.

– Что значит – «пока»? Почему так редко?

– Потому что, ну… – Заблоцкий замялся. – Витьке мои частые визиты… Ну, не на пользу, в общем.

Мамины расплывчатые зрачки за стеклами очков стали еще больше, пальцы затеребили клеенку. Она тихо, с трагическими нотками в голосе произнесла:

– Я знала, что так будет. Рано или поздно… – Прерывисто вздохнула и некоторое время сидела молча, свыкаясь с неприятной новостью. Потом спросила другим, будничным тоном: – Скажи мне, что у тебя на работе?

– По-прежнему полный порядок. Много работы, всем нужны мои микрофото, все меня теребят, бегают за мной, как за богатой невестой, и добиваются взаимности.

– А ты никому не можешь отказать… Представляю.

Ну, а дальше что?

– А дальше шея.

Это уже было из Витькиного репертуара. Годика в два он показывал, где у него что, доходил до подбородка, затем тыкал пальцем себе в горлышко и говорил по-своему: «А дальше шея».

Мама не знала, откуда это выражение, решила, что из какого-то малоприличного анекдота, пожала плечами и с внезапным раздражением принялась говорить обидные вещи. Не для того ли ее сын пятнадцать лет учился, чтобы работать фотографом и получать девяносто восемь рублей? О диссертации он, как видно, и думать забыл, просто удивительно! Он, как видно, совершенно лишен честолюбия, нормального мужского честолюбия, которое стимулирует продвижение по служебной лесенке, но пусть в таком случае подумает о своем будущем, о том, что надо нормально питаться, одеваться в рамках приличия, иметь собственную крышу над головой… Что он себе думает?

Вопрос был чисто риторический, но Заблоцкий возьми да брякни:

– Найду женщину с квартирой и женюсь.