Академия Князева

В этом сезоне хозяйство Князева было безлошадным. От лошадей отказались намеренно – Тымера разделяла район работ надвое, поэтому Князев решил, не отрывая лагеря от реки, делать боковые маршруты на водоразделы и но мере отработки территории сплавляться на лодках до самой границы и дальше, к устью.

Тымера парадным маршем проносилась мимо. Парад принимала тайга. Князев был единственным зрителем на пустынной трибуне, зрителем без приглашения, представителем другой державы. Разведчиком, с точки зрения этой державы, шпионом, с точки зрения Тымеры. Он изучал противника и соизмерял силы. Соотношение сил пока не в его пользу, но время работало на Князева. Через неделю вода начнет спадать. Тогда он примет бой.

Две недели промелькнули, как майская ночка. Князев брал разгон постепенно, чтоб ребята втянулись. Начали с пустяшных пятикилометровых маршрутов. Обминалась спецодежда, ноги привыкали к резиновым сапогам, плечи – к лямкам рюкзака. Через день Князев набавлял по километру. Будто и немного тысяча метров – шестьсот пар шагов всего лишь. Немного, а заметно.

Привыкали к необычному ритму работы без выходных. Накапливалась усталость. Но Князев набавлял и набавлял. Знал: придет второе дыхание, а там и третье. Погожих дней летом не так много, чтобы их разбазаривать.

Сам он ходил бы по тайге сутками, но надо было приспосабливаться к возможностям напарника.

После ужина Князев проверял записи в пикетажках, смотрел образцы. Потом сворачивал спальник, брал его под мышку и уходил вместе с Дюком подальше от голосов и запахов лагеря. Он расстилал спальник где-нибудь под кедром или старой елью, где всегда сухо, а под ногой мягко пружинит побуревшая хвоя, и легко засыпал.

Однажды под утро ему приснились клопы. Это были какие-то странные клопы, они кусали лицо, ладони, пальцы. Он открыл глаза и увидел над собой поющее облачко комаров…

Так они, подлые, и появились – за одну ночь.

Глава вторая

Незаходящее солнце светило по-полуденному ярко. Косые лучи легко пробивали редкую листву, вонзались в мох, в таежное мелкотравье и сушили росу. Ссорились плисочки на каменистой отмели. Только глубокая синева неба да бледноватый серп луны над уступами гор выдавали, что час еще ранний.

Князев, обеспокоенный пыльным солнечным лучиком, пробравшимся сквозь дыру в палатке к его носу, повернулся на другой бок, коснулся голым плечом туго натянутого марлевого полога и вмиг проснулся, потирая нажаленное место. Комарье, густо облепившее полог, не дремало.

Около костра повар Костюк гремел посудой. «Опять проспал», – подумал о нем Князев и полез за часами. Было без десяти семь. И тотчас же, как бы вопреки его подозрениям, застучала ложка по алюминиевой миске и донеслось:

– Подъе-о-ом!

В соседней шестиместке завозились. Кто-то неузнаваемо хриплым со сна голосом обругал комаров, а потом Костюка, что не дал доспать десять минут.

– Хоть бы дождь да выспаться!

«Дудки, подумал Князев, натягивая штаны. – Ты у меня и в дождь днем спать не будешь».

– Он тебе еще надоест! – лениво возразил другой голос, и Князев опять не понял, кто сказал.

Растревоженные комары вились над головой, и гудение их напоминало отдаленное победное «ура». Князев рывком вытащил из-под края спального мешка подобранный низ полога. Лицо и шею вмиг ожгло. Схватив сапоги и накомарник, он выскочил вон, отмахиваясь от гудящего облачка.

В шестиместке снова приутихли, и Князев почувствовал, что без его помощи там не поднимутся.

Он широко распахнул створки, просунул внутрь голову.

– Вы что это, друзья, разлеживаетесь? Тапочкин! А ну, живо! А ты, Илья, чего копошишься? Шевелись и напарника своего шевели! Быстро, быстро! Чтоб в восемь часов духу вашего в лагере не было!

Князев перевел дыхание, огляделся.

– Матусевич! Ты опять полог к палатке приколол? Тебе что, лень колышки вбить? Еще раз увижу – ремонт за твой счет. Ты в ней поспишь лето и укатишь в свой Киев, а нам их на четыре года дают!

Пологи зашевелились, заходили ходуном низкие нары, заметались под марлей смутные тени, выпячивая то локоть, то пятку, то голову. С Князевым шутки плохи.

А Князев уже спускался к речке. Спугнув стаю мальков, он по камням добрался чуть не до средины. Здесь обычно продувало, и комаров почти не было.

От воды веяло свежестью. Сев на валун и спустив в воду ноги, он смотрел, как течение перебирало на дне мелкую гальку. Прямо к сапогу подошел харюсишко, повернулся против струи и замер, чуть поводя плавниками. Князев шевельнул носком, рыба метнулась темной молнией и исчезла.

Набрав в ладони воды, он прополоскал рот, умылся, потер застывшие руки, надел накомарник, и с неохотой побрел к берегу. Вот бы просидеть здесь целый день и ни о чем не думать!

Навстречу по одному спускались невыспавшиеся обитатели шестиместки. Впереди шел Матусевич, узкоплечий и маленький студент-практикант, за ним – подпоясанный полотенцем техник Илья Высотин, с рыжей козлиной бородкой и скептическим прищуром.

– Доброе утро, Андрей Александрович! – как всегда, первым поздоровался Матусевич: сказывалось хорошее воспитание. Остальные молча прошмыгнули мимо.