Академия Князева

– Не то вы говорите, – сказал Князев. – Не в гостеприимстве дело. Я просто вам рад.

– На самом деле, Лисенок. Андрей Александрович от души предлагает. – Матусевич загорелся идеей коммуны. – Ты даже не представляешь, как это будет здорово!

Лариса своенравно повела узким подбородком, глянула, и Матусевич сник.

– Что, собственно, вам мешает? – спросил Князев, задетый ее упорством. – Боитесь меня стеснить? Так я, когда морозы большие, всегда сплю на кухне, она лучше прогревается. С мебелью у меня неважно, ну так я этим не занимался. Что-нибудь у завхоза попросим, что-нибудь сами смастерим. К весне побелочку организуем. Втроем-то оно веселее… Уборку, готовку – по графику…

– Ах, Андрей Александрович, – с легкой досадой сказала Лариса. – Красиво вы уговариваете, красиво умеете делать подарки, но, право же… Не каждый подарок можно принять.

– Какой же это подарок. Скорее, просьба.

Матусевич решился еще раз подать голос.

– Вот я в апреле, может, на весновку поеду. Верно? Как же я тебя одну оставлю? Ни знакомых, никого. А Андрей Александрович тебе как старший брат будет.

Лариса внезапно повеселела:

– За мной надзирать не нужно.

Матусевич обрадовался, что жена удостоила его ответом, и затараторил:

– Как же, как же, надзор за всеми нужен, а за молодыми, интересными женщинами – тем более. Умыкнут – и не заметишь как.

Князев уловил перелом в настроении Ларисы и включился в игру:

– Лучшего надзирателя, чем я, Володе не найти. Имею в этом деле ба-альшой опыт. Принимаю заказы от супругов обоего пола.

Лариса исподлобья, оценивающе взглянула на него:

– А если я обращу свои чары на надзирателя?

– Ну, что ты! – воскликнул Матусевич. – Андрей Александрович человек железный.

– Я такой, – подтвердил Князев. – Аскет.

Лариса тихо улыбалась своим мыслям, потом заговорила певуче, негромко, не поднимая глаз:

– Стоял в поле теремок, и жил в нем Благородный Волк… Шли мимо Кролик-Соколик и Лисичка-Сестричка. «Терем-теремок, кто в тереме живет?» Попросились переночевать. Впустил их Благородный Волк да и оставил у себя. И стали они жить втроем… А я пьяная-а… Напоили девицу, и под венец… Кролик-Соколик, а ты смог бы вызвать Благородного Волка на дуэль?

Князев посмеивался, понимал, что Лариса дурачится, а Матусевич забеспокоился, попытался отнять у нее коньяк.

– Но-но, убери руки, собственник. – Она подняла стопочку. – Так что, мужчины? За коммуну?

Коммуна процветала. Перегородка украсилась надежной филенчатой дверью и вдобавок – портьерой из цветастого баркана. Князев втиснул за печку койку-«сороконожку», провел в изголовье свет, и уголок этот стал напоминать ему матросский кубрик. Разделенные на троих хлопоты по хозяйству из унылого бремени превратились в веселое состязание, где каждый хотел превзойти остальных. Всеми тремя овладел бес украшательства и усовершенствования. Понавешали самодельные полочки, заклеили обшарпанные стены вырезками из старые «Огоньков», размалевали абстракциями печку. Венцом приобретения был электросамовар. Лариса, до этого ничего кроме кофе не признававшая, постепенно приобщилась к чаепитию и оценила его почти обрядовую значимость. Это было прекрасно: свежий чай с вареньем или сгущенкой и живой разговор, потому что Князев, хоть и намолчался за последние годы, умел не только интересно говорить, но и с интересом слушать.

И все же раз или два в неделю Князев в конце работы предупреждал Матусевича: «Ужинайте без меня, приду поздно». Он дарил эти вечера «своим молодоженам», а на деле выходило иначе. У Ларисы портилось настроение, и однажды, когда Матусевич принялся гадать, где же сейчас Александрович, она зло оборвала его:

– Неужели ты не понимаешь? Раньше он приводил к себе, а сейчас…

– Кого приводил? – спросил Матусевич.

– Как, по-твоему, кого может приводить к себе холостой мужчина?

– А, – сказал Матусевич и покраснел.

Неделю назад они собрались все вместе в кино на десятичасовой сеанс, но Лариса плохо себя чувствовала и осталась дома, Князев с Матусевичем ушли вдвоем. Лариса читала в постели, включив настольную лампу, как вдруг в окошко постучали. Сквозь замерзшие стекла ничего не было видно. Лариса набросила пальто и едва вышла в сени, как услышала с улицы жалобное: «Пустите, Христа ради, погреться…» В удивлении и растерянности она откинула крючок, распахнула дверь. На крыльце стояла женщина в полушубке, рослая и статная. Завидев ее, женщина отступила на шаг, затем, ни слова не говоря, крутанулась на месте и бегом пустилась прочь, точно ее настегивали…

Лариса, конечно, обо всем догадалась, но никому не сказала ни слова, лишь несколько дней держалась с Князевым подчеркнуто сдержанно. Но в данном случае, однако, она была не права: Князев до начала восьмого работал, а потом пошел к Переверцевым. Многое надо было обсудить да просто излить душу – как равный равному, в конторе же с некоторых пор у стен появились уши.

Переверцев в тот день был подавлен, на Тамару не смотрел – видно, супруги опять переживали темную полосу. Тамара обменялась с Князевым незначительными фразами и ушла в дальнюю комнату к дочке.