Академия Космического Флота: Спасатели (СИ)

— О, тут интересная история. — Лейтенант Санди внезапно хохотнул. — Если поднять архивы, то станет видно, что большинство тех, кто выбирает службу в Космофлоте, на родину или вовсе не возвращается, или в звании не ниже командора, и желательно с охраной. В общем, они делают всё, чтобы ПСКП замучились их вылавливать и доказывать агрессивность. Опять же, законы древние, и в первую очередь в глаза бросаются именно физическое насилие и его последствия — сломанная рука, нога, вывих, гематома, фингал… А вот если пикси идёт в просто в синем кителе, мало ли что он делает в Космофлоте? Может, только кнопочки на корабле нажимает или адъютантом при адмирале служит. В общем, тут ещё доказывать надо, что мужчина чрезмерно агрессивен. Но это не мой случай, разумеется. Меня ждет стерилизация в первый же день на Пиксе.

Мозги загудели от полученной информации. Я хотела расспросить Селвина про его родину ещё немного, но в этот момент дверь в палату распахнулась, и послышался возмущенный женский голос:

— Вот же она!

Глава 32. Кристина-робот

Кристина Соколова

Пять дней пролетели незаметно. Всё время я сидела за планшетом: повторяла материал, сдавала тесты. В минуты повышенного страха у меня включилась Кристина-робот, которая с первого раза запоминала информацию, читала так быстро, как только позволяет человеческий мозг, и отключалась сразу же, стоило подумать: «Пора спать».

За пять суток Кристина-робот уступила место Кристине-девушке лишь один раз — когда за дверью послышался знакомый голос. Я сглотнула резко пересохшим горлом и прислушалась: может, послышалось? Может, слуховая галлюцинация? Но нет, это был бархатный, но при этом недовольный голос Ивеса Ир’сана.

— Я хочу её видеть.

— Не положено, лейтенант-коммандер.

— И всё-таки она была членом экипажа и пострадала. Забота о ней входит в мои прямые обязанности.

— Вам переслали полный отчёт о её медицинском состоянии.

Дальше последовало несколько секунд паузы, но затем дверь каюты всё-таки открылась, и порог переступил Ивес. Я обратила внимание, что дверь автоматически не встала обратно в паз, более того — по ту сторону каюты маячили два крупных мужских плеча в синей форме: вроде не совсем арест, а почётная охрана. Мне стало безумно тоскливо при мысли, что Ивесу не доверяют до такой степени, что не отходят ни на шаг даже на «Межгалактическом страже».

Ивес замер в полуметре от меня. Красивый как никогда. Форменный мундир с золотым шевроном и вензелями, два офицерских витых аксельбанта, все застёжки идеально примагничены до самого воротника-стойки. Чёрные волосы уложены небрежно-элегантной волной, а серьгу на хряще левого уха не видно, но я точно знаю: она там есть. Но все это меркнет на фоне потрясающих голубых глаз.

Я до сих пор мысленно называла этот цвет аквамариновым, но вчера, когда искала информацию о главных Мирах Федерации, наткнулась на изображение ларимара — официально признанного самого красивого минерала вулканического происхождения на Миттарии. Если его разрезать вдоль, разводы будут напоминать океаны Миттарии. Именно такого неповторимого оттенка были глаза Ивеса Ир’сана.

— Кадет Соколова, — Ив привлёк моё внимание и одним обращением напомнил, что нас хоть и не видят, но слушают, — как вы себя чувствуете?

Я судорожно вздохнула.

«Отвратительно. Больше всего на свете я хочу тебя обнять, но этого делать нельзя, иначе я вобью последний гвоздь в твою карьеру».

— Спасибо, лейтенант-коммандер Ир’сан. Всё хорошо.

— Нога не беспокоит?

— Нет, мне наложили гипс.

— Ясно. А чем вы заняты?

— Учусь, сэр. Сейчас повторяю биомеханику. Хочу сдать экзамен по предмету удалённо.

— Похвальное стремление к учебе, кадет Соколова.

Наш диалог не имел никакого смысла. Ивес и так уже успел обшарить взглядом и меня, и планшет. Это были какие-то ненужные и совершенно бессмысленные слова, которые мы, как хорошо обученные актёры, были вынуждены отрабатывать на дешёвой сцене.

Между нами был всего лишь шаг, но это расстояние чувствовалось огромным, как парсеки космоса. Сердце охватила щемящая тоска. Я смотрела на плечи Ивеса, на идеальные стрелки на брюках, на двигающийся острый кадык, на губы сливового оттенка, на гладкие, словно выточенные из эбенового дерева рога.

Как же хочется его обнять.

Как же хочется рассказать о своих чувствах.

Почему я была такой дурой и так долго тянула с этим? Почему не сказала, что люблю, ещё тогда, на «Солнечном ветре»? Что поддержу. Что он может рассчитывать на меня в любой ситуации. Что я вывернусь наизнанку, но сделаю всё ради него.

Когда этот мужчина успел завоевать моё сердце? Понятия не имею. Просто в один прекрасный момент я осознала: люблю. И всё тут.

Глаза Ивеса меняли оттенок: они то становились более голубыми, то уходили в зелень — один в один как волнующийся океан. Я прикусила губу, глядя на него, и медленно подняла руку. А если я дотронусь до его рогов? Вдруг получится объяснить через бета-колебания всё, что я испытываю?