Если даже Джейн сможет контролировать львов, ей еще нужно будет изображать Фэрис. Если и это удастся и Фэрис свободно найдет дорогу в тронный зал, — или к остаткам тронного зала, — тогда она и будет думать, что делать с разломом. Джейн считала, что Фэрис как хранительница интуитивно поймет, как ликвидировать разлом. Но Фэрис не верила в эту теорию. Факт оставался фактом: ее обязанностью было найти разлом и сомкнуть его. Если она потерпит неудачу… Девушка напомнила себе, что ей надо очень много сделать и есть о чем беспокоиться еще до того, как она попытается справиться с разломом.
Когда Фэрис вышла из задумчивости и подняла глаза от карты, она встретилась взглядом с Тирианом. Он пристально наблюдал за ней, и его, по-видимому, беспокоило то, что он видел.
— Лучше было бы найти лестницу хранительницы и подойти к разлому, как предлагал Хиларион. Эта лестница может быть нанесена на карту, но не обозначена.
Джейн высокомерно посмотрела на него.
— Пожалуйста, обыщите всю карту. Но я думаю, что справлюсь с несколькими львами.
— В тебе говорит тщеславие? — осведомилась Фэрис.
— Мадам Брачет говорила нам, что нельзя подавлять в себе тщеславие, пока мы полностью его не осознаем. Я всегда полностью его осознавала, но никогда не способна была подавить его.
— Мадам Брачет покачала бы головой и сказала: «Суета сует, все суета. Какую выгоду получает человек от всех своих трудов под солнцем?»
Джейн снова безмятежно улыбнулась.
— А теперь, поскольку я крайне тщеславна, я закончу цитату для тебя: «Одно поколение уходит, другое поколение приходит, но земля существует вечно». И поэтому, смею утверждать, тщеславие тоже вечно.
В тот вечер на званом ужине Фэрис вспомнила слова Джейн. Вслед за ними в ее памяти внезапно возник образ Хилариона, терпеливо ждущего в тишине подземелья под Парижем, пока сменяются поколения. Она даже расхотела есть икру. Если ей не удастся выполнить свой долг, сколько еще ему придется ждать? А если удастся, что тогда?
Фэрис с усилием взяла себя в руки и включилась в разговор за столом. Образ Хилариона не покидал ее весь вечер.
В ту ночь Фэрис снова приснился сон, но не о замке. Она снова очутилась в лабиринте Севенфолда и ехала верхом на коне в осязаемой, как туман, тишине, которая со всех сторон окружала сад. Стены из кустов образовывали повороты и возвращались назад, она не узнавала план лабиринта. Во сне она понимала, что они ведут ее в центр, и боялась того, что там увидит.
Последний поворот. Лабиринт закончился. Фэрис оказалась в его центре. Менари там не было. Вместо нее на траве распростерся Тириан, обнаженный, как тогда, в саду у декана.
Фэрис проснулась.
Она лежала в темноте и тишине, тяжело дыша, в поту, и ждала, когда сердце перестанет колотиться о ребра. Фэрис попыталась объяснить себе этот сон. То, что ей приснился лабиринт, — вполне естественно, так как она побывала там утром. И совершенно неожиданно встретила там Менари. Поэтому еще более естественно, что ей приснился тот последний раз, когда она встретила Менари в саду. Следовательно, вполне логично, что ей приснился Тириан таким, каким он был в том саду.
Если рассуждать логически, следовало ожидать, что ей приснится Тириан. Фэрис вытерла лоб уголком простыни. Она не разговаривала с телохранителем наедине со дня прогулки в санях вместе с Бринкером. После приезда в Аравиль она его почти не видела. Разговор у карты был самым тесным контактом с ним после ссоры с Бринкером, которая заставила ее осознать, насколько неуместны ее чувства к Тириану. Конечно, он приснился ей в эту ночь. Это совершенно естественно.
На следующий день Фэрис пригласила Бринкера на завтрак. Он с интересом посмотрел на нее через стол и спросил:
— Какие очередные хитрые планы ты строишь? За этим неожиданным гостеприимством что-то кроется.
— Почему? Ты же приглашал меня на завтрак.
— Не без некоторой опаски.
Фэрис допила кофе и собралась с духом.
— Дело в том, что я хочу перед тобой извиниться.
Бринкер вытаращил глаза.
— Прошу прощения. Должно быть, я не расслышал. Мне показалось, будто ты сказала…
— Я думала, ты нанял людей, чтобы убить меня. Я ошибалась. Извини, что я тебя подозревала.
— Ах да, ты уже об этом упоминала. Я же тебе говорил, что ты ошибаешься. Насколько я понимаю, ты наконец мне поверила. Какие доказательства ты обнаружила?
— Не могу тебе сказать.
— Да? Какая жалость. Наверное, они очень веские. Ну, я принимаю твои извинения, дорогая. Надеюсь, в дальнейшем ты не будешь так поспешно ставить под сомнение мотивы моих поступков. Хотя боюсь, что будешь.
— Я тоже так думаю. Нелегко изменить привычки всей жизни.
— Наверное. Между прочим, полагаю, эти веские доказательства означают, что твоей жизни больше не грозит опасность?
— В данный момент — нет. Насколько мне известно.
— Хорошо. Было бы жалко, если бы что-то случилось с тобой сейчас, знаешь ли. Тот день в оружейном зале меня очень напугал.
— Ты спас мне жизнь. Я тебе благодарна.
Бринкер отмахнулся.