— Ребят, дайте попить.
— Да, чёто Рюдигер ваще жестит.
— Он же только из больницы! Разве можно так!
— Он мою сестру тогда спас… Посторонитесь. Надо занести его внутрь…
— Боже, он мне чуть пальцы не откусил… Такой голодный?
— Да в нём веса килограмм сорок. Разойдитесь, дайте проход.
— Я суп недавно сварила, можно ему?
— Судя по аппетиту, он сейчас хоть траву жрать готов…
Слабака несли внутрь, как какую-то девицу после свадьбы в спальню. Слёзы… Их не было. Тело лишилось всех своих скромных запасов за эти три километра. Я не помню, когда они перестали сами по себе течь. Я не помню, когда начало пропадать моё зрение, теряя фокус. Но я навсегда запомнил вкус этой булочки, с убийственным запахом и вкусом корицы, которая отправилась в мою бездонную чёрную дыру на месте желудка.
— Спасибо… Всем вам… — единственное, что я успел сказать, когда прямо посреди пожирания всё подносимых и подносимых угощений моих коллег отрубился, падая в тарелку с каким-то салатом.
— Эй, отдай огурец… Жесть, он в него мёртвой хваткой вцепился. Помогите пальцы разжать!
Четвёртый день начался с пробуждения и кросса вокруг факультета. Кросс окончился ползанием, так как всё тело преисполнилось того уровня боли, что невозможно было даже просто стоять.
Завтрак. Процедурный кабинет. Укол обезбола. Ещё укол. Вроде отпустило. Бассейн, пробежка, обжираловка.
Пятый день — новая боль. Все мои процедуры стали чередоваться с тренировками в зале для единоборств.
Шестой день — боль притупилась, но я стал различать новые её оттенки. Словно послевкусие от вина, она оставляла свой, незабываемый штрих на терзаемой душе. Ко всему прочему добавились спарринги и занятия со штангой. Ел я пять раз в день. И пил. Нет, не так. Я, словно верблюд на водопое, выпивал залпом до полуведра воды, затем теряя его вместе с потом. В туалет по-маленькому я почти не ходил. Вся лишняя жидкость уходила через кожу.
Седьмой день привёл меня на грань, за которым начиналось царство безразличия. Говоря ёмким русским словом — царство пох*изма. Боль? Плевать. Раскололся ноготь от неудачного падения? Насрать. В рот попала земля после очередного невероятного удара, отправляющего меня в нокдаун? Ммм… с червячком.
— ВСТАЛ! — махнул рукой Рюдигер.
— Не могу. — честно признался я.
— ВСТАЛ! — кинул в меня огрызок яблока этот садюга.
— Хоть прибей, не могу. Правая нога вообще не двигается. — небосвод окрасился красным. Эта ночь будет холодной.
— Поднимите его. — отдал распоряжение мой мучитель.
Меня подняли, как мешок с дерьмом. Схватили за руки и ноги и понесли со склона поляны к озеру.
Я знал, что произойдёт дальше. Ледяные воды примут меня, и где-то в теле зажжётся фитилёк тяги к жизни, заставляющий деревянные мышцы сокращаться и спасать никчёмную жизнь.
— Посильнее замахивайтесь. — отдал распоряжение Рюдигер, когда меня швыряли с помоста в тёмные воды.
*Плюх*
Кое-как, подгребая, в основном, правой рукой, я добрался до берега и сел на его илистом берегу, весь промокший и грязный.
— Ты думаешь, тебе тяжело? — рядом вытащил и нож и методичными, медленными движениями принялся вытачивать неизвестно что. — На самом деле — нет. Тебе легко. Ты не умрёшь, и ты знаешь это. Поэтому ты ленишься.
Я слушал его, смотря на озёрную гладь с таким же кирпичным, как и у моего учителя, лицом. По-хе-ру… На всё. Эмоции умерли вместе с восприятием боли. Всё моё тело было и есть синонимом слова «боль». Я и есть боль.
— Тебе кажется, что сил больше не осталось, что нет смысла продолжать и дальше. Глупости. Смысл есть всегда. До последней, сука, капли крови. Расскажу тебе одну историю. Это была моя третья вылазка в тыл врага. Задача — проникнуть в один уничтоженный город, найти там лабораторию и забрать материалы исследований. Действовали мы, как всегда, группой. Забрались примерно на две сотни километров вглубь вражеских позиций. Так далеко, что даже небольшие поселения этих дикарей стали встречать и видеть в бинокль. Рядом с одним из таких поселений и был расположен объект. Пройти-то мы прошли, а вот выйти незамеченным не смогли. Учуяли нас эти твари. Началась погоня. Мы бежали без малого почти что трое суток. Наша подготовка, расставленные ловушки помогали прервать погоню, но мы знали. Час, два, три, и нас нагонят. Это было сраное каменное плато, на котором не было толком ни дорог, ни машин. Нам уже было плевать на риск, мы были готовы сесть в любую тачку и прорываться на юг. Но её не было. — он рассказывал, продолжая медленно и методично стругать что-то.