Академия под ударом (СИ)

— Какие нахрен заказчики! — заорали из провала так, что эхо загуляло по горам. — Слышь, дядя, ты там обурел в корягу? Зельями объелся? Про короля говоришь? Так я дойду до короля, все расскажу, как тут бандиты с порядочными людьми поступают! Иду, никого не трогаю, ничего не умышляю, а меня в яму с крысами! Что, думаешь, над тобой только Боженька? Сжечь бы ваше мажье гнездо!

Оберон понимающе кивнул.

— Ладно! — сказал он. — Посиди там, я утром еще загляну. Крысы тебя покараулят, ну и не обессудь, им поесть надо будет. Нога, я так понимаю, тебе уже ни к чему.

Он выпрямился, взял Элизу за руку и неспешно двинулся по тропе прочь. Из провала снова раздался вопль. Элиза замерла, с ужасом глядя, как в провал скользнула первая серая тень.

— Ты что, так и оставишь его там? — спросила она, чувствуя, как немеют губы. Оберон снова кивнул.

— Ну да. Утром вернусь, приберу то, что от него останется.

Он говорил об этом с таким отменным равнодушием, словно речь шла о желтой папке с отчетами по факультету. Просто привычное дело, не более.

«Убийца, — прошелестел внутренний голос. — Равнодушный убийца и садист, и не надейся, что он станет другим. Не станет. Такова его природа, ловить и терзать».

Элиза тотчас же напомнила себе, что этот человек пришел сюда убить их с Обероном, он бросил в них метательный нож, и кто знает, что еще у него было в рюкзаке. Но то, что он проведет ночь в яме со сломанной ногой, которую будут грызть крысы, вселяло в нее липкий ужас.

Ни один человек такого не заслуживал.

Элиза понимала: после этого их отношения с Обероном погибнут. Их уже будет не оживить. Что бы он ни сделал, как бы потом ни спасал ее и ни любил, между ними всегда будет лежать этот вечер, незнакомец в провале и пирующие крысы.

Этого не перенести и не обойти. Не забыть, не вычеркнуть из памяти.

— Я тебя тогда потеряю, — прошептала Элиза. — И уже не верну. Что ты сегодня говорил своим ребятам?

Оберон удивленно посмотрел на нее. Из провала донесся рев боли — крысы принялись за работу. Элиза подумала, что они пока играют, наслаждаются мучениями жертвы. Спешить им некуда, ночь длинная.

— Что вами движет не жажда убивать, — напомнила Элиза. — Что вы спасаете людей…

Она чувствовала, что готова разрыдаться. Ее трясло от озноба, словно Элиза подцепила лихорадку.

— Оберон… — выдохнула она. — Оберон, пожалуйста… я очень тебя прошу.

Оберон прижал ладонь ко лбу. Отец Элизы тоже так делал, когда хотел что-то сказать о бабьих нервах, которые мешают мужчинам делать серьезные дела.

— Он пришел нас убивать, — негромко напомнил Оберон. — Зарезал бы, как котят, и бросил на камнях. Или пробрался бы в замок и убил во сне. Или поставил бы ловушку.

— Но не убил же! — Элиза отступила от Оберона, споткнулась о камень, но не упала. Сейчас ей овладело странное чувство, яростное и светлое, словно она на самом деле боролась не за незнакомца в провале, которого грызли крысы, а за Оберона. — Пожалуйста, достань его оттуда, — неожиданное понимание того, как надо поступить, вдруг озарило ее душу, и Элиза воскликнула: — Мы отнесем его в замок! Пусть Анри испытает на нем какую-нибудь Руку мертвеца! Он сам все расскажет, Оберон!

Оберон устало вздохнул. Кивнул и пошел к провалу.

Элиза поняла, что победила.

Глава 7. Рука мертвеца

Подстаканника успели вытащить из ямы до того, как крысы взялись за него всерьез — так, куснули пару раз. Несерьезно; быстро оценив рану на ноге, Оберон понял, что крысы пока только развлекались. Глядя, как его тащат по тропинке к замку, Гнюк заметил с редким для крысы умом:

— У тебя благоразумная жена, декан. Смотри, изменит тебя в худшую сторону. Будешь жалеть тех, кого тебе положено убивать. Как там говорится в ваших книгах, возлюби врагов своих?

Элиза, которая терпеливо ждала чуть поодаль, сделала вид, что ничего не услышала. Хотя ее лицо удивленно дрогнуло, когда Гнюк упомянул книги.

Подстаканник стенал и вопил; работники замка, чьих коллегой он так и не стал, предметно рассуждали о том, как бы так его треснуть, чтоб заткнуть, но не убить. Очень уж шумный, зараза такая, а дело к ночи. Мало ли, какая дрянь выберется из гор на этот шум.

Оберон усмехнулся. Иногда ему казалось, что Гнюк тоже оборотень: застрял в крысином теле и решил не возвращаться в человеческий облик. Очень уж толково рассуждал.

— Почему же в худшую? — поинтересовался он. Гнюк совершенно по-человечески пожал плечами, сел и снова принялся рыть пузо. На шерсти Оберон увидел мазки крови: Гнюк взялся за Подстаканника одним из первых.

— Потому что ты охотник на чудовищ, — сказал Гнюк. — А охотник не должен жалеть свою жертву. Что там, кстати, о награде за наши труды?

Оберон кивнул — Гнюк своего не упустит, не та порода. И чужое прихватит, если выпадет случай.

— Вам уже несут коровью тушу, — ответил он. Острая морда Гнюка приняла такое выражение, которое можно было бы счесть довольной улыбкой.

— Да наградит тебя Крысиный король! — произнес он, и в следующий миг его уже не было на камнях. Оберон вздохнул и пошел в сторону замка.