За меня никто и никогда не заступался. И пусть сейчас Морриган говорил о чем-то условном — о том, что может никогда и не случиться, но на душе все равно потеплело. Поддаваясь порыву, я опустила ладонь поверх его, лежащей на столе, и легонько сжала.
— Спасибо, — произнесла искренне.
Тяжелый взгляд обжег в секунду.
Я знала, что не должна поворачиваться, но это было сильнее меня. Словно наваждение, искушение… Я просто не могла удержаться. С тягучей неторопливостью, отодвигая неизбежное и ощущая каждую секунду промедления, я повернулась и встретила прищуренный взгляд Хэйдена Морроубрана. В глубине зеленых глаз, скрытая за маской безразличия, но все же заметная, ярилась снежная буря.
Я не успела понять, рада ли этой буре, — меня отвлек громкий хруст каменной крошки, донесшийся из-под потолка. Вместе с остальными лернатами я посмотрела вверх и в напряжении стиснула вилку.
Горгульи оживали. Большие, и маленькие, и крошечные, едва различимые среди настенной лепнины… Они шевелились, недовольно разминали плечи и свешивались, обращая взор щербатых каменных глаз на замерших юношей и девушек.
— Всем лернатам немедленно явиться в главный холл Корпуса Норхарда, — одновременно произнесли десятки голосов. — Повторяем, немедленно. Неявка будет караться со всей суровостью.
Едва договорив, горгульи вновь обратились в статуи.
— Что происходит? — испуганно спросила Ллоса, прижимаясь ближе к Кигану.
— Без понятия, — выдохнул он.
— Крайние меры, — тихо произнес Морриган. — На истории Лунной империи рассказывали, что к общему оживлению прибегают крайне редко. Точнее, такое было лишь дважды. И в обоих случаях речь шла об угрозе со стороны светлых.
ГЛАВА 26
Гул в трапезной походил на жужжание растревоженных пчел — это лернаты, двигаясь к выходу, шумно переговаривались. Отовсюду звучали догадки, что же послужило причиной вызова, раздавались предположения одно невозможнее другого. Кто-то всерьез полагал, что светлые решили напасть на Лунную империю и уже едва ли не подбираются к стенам академии. Причем первым делом они решили ударить именно по академии, а не по столице — дабы лишить империю будущего!
Я старалась улыбаться вместе с друзьями, слушая эти бредни, но в душе нарастала паника. Чем ближе мы подходили к главному залу, тем сильнее я уверялась: причина в моей ночной вылазке, точнее — в светлом всплеске.
Ужасы возможного будущего проносились перед мысленным взором стремительно, словно ветер в горах. Страшные догадки, что может представлять собой обряд изгнания сути, заставляли сердце биться все быстрее.
Переступив порог главного зала, я едва сдержала постыдное желание развернуться и сбежать. Знала — это лишь выдаст мои страхи. Встав ближе к стене, я повернулась к окну-розе с огромным витражом. Нашла взглядом одиночек, стоящих в тени, и закусила губу. Могла ли я когда-нибудь стать им подобной? Такой же смелой, гордой, не зависящей от мнения большинства…
— Лернаты! — голос Мак-Фордин прозвучал неожиданно громко.
Вздрогнув, я повернулась к центру — туда, где стояла директор. Красивая, с идеальной осанкой, в длинном черном платье, с наброшенной поверх горжеткой из бурой лисы.
Взгляд фиолетовых глаз облетел присутствующих цепко, внимательно — словно коршун, высматривающий добычу.
— Мне больно говорить вам это, но, боюсь, среди нас скрывается предатель. В академию под личиной истинного дитя Полуночной Матери проникло отродье светлых.
По рядам лернатов пробежали шепотки.
— Вчера ночью, — продолжила Мак-Фордин, и десятки голосов стихли, — артефакты силы засекли светлый всплеск…
Я едва дышала. Тягучая, давящая волна паники захлестнула меня, не позволяя наполнить грудь воздухом.
— Если кто-нибудь из вас видел что-то подозрительное, я призываю вас сказать об этом.
— А это не могли быть рабочие мэлы? — нахмурилась изумрудная лерната.
Мак-Фордин мягко покачала головой.
— Нет, моя дорогая. Каждого принимаемого в услужение мы проверяем со всей тщательностью. Лишь лернаты поступают в академию согласно родовому имени. Мы верим сынам и дочерям тьмы и не ждем от них удара в спину. Но теперь, боюсь, нам придется проверить каждого… Гордин! — приказным тоном окликнула она писчего.
Тот с готовностью выскочил, неся в руках большой кристалл, прозрачный, как вода в горном ручье. Двое мэлов в коричневых одеждах установили высокий стол-тумбу и накрыли его темно-синим, расшитым звездами полотном. Гордин водрузил кристалл сверху и с поклоном отошел.
— Око Полуночи… — голос Мак-Фордин доносился будто издалека.
Горло сдавили ледяные пальцы страха. Я чувствовала каждый их них, ощущала, как они сжимаются все сильнее. Как проникают в меня и касаются натянутых, словно струны, нервов. Острые, колючие щипки рождают внутри меня музыку, расходящуюся вибрацией по всему телу. Пальцы стремительно скользнули вдоль всех струн, дважды ударили плашмя и снова вывели перебор. Уродливая, пугающая мелодия звучит все громче, и из-за нее я почти не слышу голоса директора.