Амалия вздохнула и отложила черную книжечку. Неизвестный рыцарь все еще писал неровно и иногда делал ошибки в словах, но его мысли были простыми и честными. И, похоже, он испытывал к загадочной Кошке не только дружеские чувства. И не мог ей сказать. Не из страха быть отвергнутым, а из страха подвергнуть свою возлюбленную опасности. Как это, наверное, ужасно и больно… Быть рядом с тем, кто тебе дорог, разговаривать, но не сметь обмолвиться и словом о своих чувствах! У рыцаря были причины молчать.
А были ли они у самой Амалии?
Она неслышно встала с кровати и потянулась. Потасовка и возлияния уже давно отправили ее соседок в страну снов, но саму Амалию, похоже, только раззадорили. Разгоряченное тело не чувствовало ни малейшей усталости – напротив, требовало движения. А полная луна за окном будто бы приглашала на прогулку. Конечно, можно обуться, спуститься вниз, но это ведь так долго… а что, если?
Амалия толкнула створки окна и уселась на подоконник, свесив босые ноги наружу. До земли – два с лишним десятка футов. Падать будет больно. А если не вниз, а наверх? Амалия задрала голову. Край крыши нависал над головой, изрядно выступая над стеной здания. Еще целый этаж сверху. Много? Но не так, как до земли. Тело начало действовать быстрее, чем Амалия успела испугаться. Мгновение – и она уже уцепилась за подоконник третьего этажа. Легко забралась еще выше – будто бы всю жизнь только и занималась тем, что карабкалась по отвесным каменным стенам. Сюда поставить ногу, здесь ухватиться, подтянуться – и крыша совсем рядом. Кованый желоб жалобно заскрипел, но выдержал, и Амалия рывком бросила легкое и послушное тело вверх и приземлилась на черепицу.
На крыше в лицо сразу же ударил мокрый ночной ветер. Не пробирая до костей, как это было бы раньше, а как будто подгоняя, подталкивая вперед – поторопись, не стой на месте! Амалия запрокинула голову и втянула носом воздух. Столько запахов! Удивительно, как она их раньше не замечала.
От конюшен заметно тянуло лошадиным духом и соломой, от караулки, где дремали стражники, – терпким мужским потом и сталью. Даже дым из труб пах по-разному. В Доме Четырех Стихий сейчас пыхтела только одна, выбрасывая в ночное небо густые серые клубы, пропитанные ароматом трав, к которым примешивались еще какие-то странные и незнакомые субстанции. Наверное, кто-то из профессоров или старшекурсников решил заночевать в лаборатории, чтобы завершить какой-нибудь очень важный алхимический опыт или просто сварить сложное зелье. От трубы «Верескового меда» доносился аромат жарящегося мяса. Берта всегда была готова принять посетителей – особенно ночью перед воскресным днем. Камины женского и мужского жилых корпусов дымили почти одинаково, неинтересно, а вот труба караулки выбрасывала не самый приятный дым. Не иначе, кто-то из стражников швырнул в огонь износившуюся портянку. Амалия поморщилась. Да уж, иметь столь развитые чувства, оказывается, не всегда хорошо.
Труба, торчавшая на фоне неба почти на самой верхушке Дозорной Башни, не дымила. Коннери или лег спать, или отправился куда-то по своим делам. Скорее второе. Как можно спать в такую ночь? А что, если он прямо сейчас стоит у окна и наблюдает за крошечной с такого расстояния фигуркой, невесть зачем забравшейся на крышу жилого корпуса? Амалии показалось, что она даже смогла разглядеть две маленькие зеленые точки в темноте проема почти под самой крышей. Впрочем, какая разница? На самом деле он совсем не страшный.
Амалия негромко рассмеялась. Ночь, ветер, луна – стоит ли тратить время на размышления о старом профессоре? Стоит ли дальше принюхиваться к запахам Академии, слушать тихие шорохи и гулкий топот сапог стражи по улочкам и переходам замка? Нет, она забралась сюда не для этого. Сложно, почти невозможно отыскать нужный запах среди сотен, тысяч других, но куда вернее ее вело другое чутье. Амалия наклонилась и подвязала юбку так, чтобы та не стесняла движений. Это почти полностью открыло ноги, но на крыше все равно никто бы этого не увидел. Впрочем, даже если бы и увидел – какая разница? Сегодня ночью дозволено все.
Разбег, прыжок – добрые десять футов, разделявшие жилые корпуса. Отсюда можно было с легкостью добраться до Старины Боба, раскинувшего почти такие же древние, как сам замок Ринвуд, ветви над площадью. Могучий дуб поприветствовал Амалию едва слышным скрипом и снова задремал. Едва ли он видел разницу между шестнадцатилетней девушкой и птицами или мелкими зверьками, устраивавшими гнезда на его гигантском теле. Для Старины Боба все они были одинаково крошечными. Забавными, иногда докучливыми, но совершенно не опасными, а потому не стоящими ровным счетом никакого внимания. Древнее дерево молчало всегда. Ританский рыцарь, написавший дневник полторы сотни лет назад, молчал, чтобы защитить свою Кошку. Но Амалия Хэмптон молчать больше не собиралась.