– Ура! – с детским восторгом воскликнула Пони и, заплясав от радости, случайно впрыгнула в удивительную лужу.
– Похоже, наша лошадка вляпалась, – рассудительно сказал Чёртов Стальной Кузнечик.
– Во что? – с интересом спросила Пони и переступила с ноги на ногу. При этом выяснилось, что содержимое лужи – на редкость вязкое.
– В историю, – хохотнул Кабальеро.
– Есть мнение, что всё-таки в мёд, – чирикнул Птер, который уже успел попробовать вещество лужи на язык.
– Это была метафора, – с укоризной сказал Кабальеро. – Метафора, существо!
Птер начал было вздымать крыло, чтобы закрыть голову в жесте смущения и раскаяния, но прервался на половине движения. Потому что в это время поверхность лужи справа от Пони вспучилась глянцевым бугром. Достигнув размера среднего арбуза, пузырь с глухим звуком лопнул. Нежный запах цветущей липы стал сильнее. На месте недавнего желвака объявился предмет, похожий на шапку-ушанку. Предмет был нежно-горчичного цвета, с ярко выраженными «шапочными» признаками – вплоть до завязок на макушке. Несмотря на явление из медовой пучины, ровненькие шерстинки ничуть не слиплись.
– Разрешите представиться, Треух Восьмой! – Голос «ушанки» был глух (что неудивительно, ведь исходил он из глубин лужи: каждое слово следовало за появлением и взрывом газового пузырька) и не слишком внятен. Особенно мешал пониманию хлопающе-хлюпающий аккомпанемент. – Позволю себе прервать ваш спор. Исключительно на правах единственного владельца этого золотого озера, именуемого Дорадо. Вы не ошиблись, в нём действительно находится чистейший липовый мёд. На дне бьёт полная дюжина медоносных ключей. И лишь один из них – самый бедный – гречишный.
Тотчас слева от Пони вспух новый волдырь, увеличился до размеров арбуза, лопнул. Выбравшееся из него существо являлось близкой копией Треуха Восьмого. Разве что обладало некоторым количеством более тёмных подпалин и завязкой в виде двойного бантика.
– Дьявольщина! – патетично воскликнуло оно. – С каких это пор вы, любезнейший, стали единственным владельцем Дорадо?
– С тех самых, – парировал Треух Восьмой, – с которых вы, душечка, поменяли пол и сделались моей супругой. Дама, тем более – замужняя дама, не может владеть озером, это же очевидно!
– Невообразимо, – пожаловалась дама с подпалинами Пони. – Вы видели? Нет, вы слышали? Каков фрукт! Это же безусловная дискриминация по сексуальному признаку. Где, чёрт возьми, независимые журналисты и правозащитники? Где Комитет воинствующих феминисток? Где, наконец, Гарант справедливости и законности?
Птер торопливо отступил за спину Кабальеро и прикрылся-таки крылом. Со следующей недели, которая наступала ровнёхонько через восемь часов (с поправкой на неточность биохронометра Птера), именно ему предстояло быть здешним Гарантом.
Пони потерянно улыбнулась и, осторожно ступая, начала выбираться из медовой лужи. То есть из золотого озера Дорадо.
– Есть мнение, что назревает семейная сцена, – вполголоса проговорил Птер из-под крыла. – Предлагаю тихонько оставить этих милых… эээ…
– Шапочников, – подсказал Чёртов Стальной Кузнечик. – Между прочим, крайне редкий вид живых существ. Крайне редкий и малоизученный.
– Такой же редкий, как чеу’овек? – спросила Пони.
– Пожалуй, да. Представляете, каждый из них является не одним организмом, а симбиозом мыслящего ядра и колонии простейших водорослей, наподобие болотной ряски. Водоросли перерабатывают мёд и солнечный свет в аминокислоты. Гифы, погружённые в мозг, снабжают его пищей, кислородом, информацией, помогают передвигаться, а тот в свою очередь…
– Словом, каждый из них – апофеоз победы разума над сарсапариллой, – прервал набирающего обороты Саранчука Кабальеро. И тут же пояснил для начавшей озадаченно хлопать глазами Пони: – Это была аллегория. Аллегория. Я согласен с Птером, нужно драпать.
– Но как мы минуем у’ужу? Я не хочу поу’зти по кустам. Они колючие!
– Ерунда вопрос. Задача решаема, – сказал Кабальеро, поднёс ко рту боцманскую дудку, с которой никогда не расставался, обратил лицо к небу и трижды просвистел.
В небе возникло блестящее пятнышко.
– Мнение переменилось. Стратосферы сей тандем не достигнет, – сообщил Птер, наблюдая за тем, как привязанная к аэростату крыша спускается на землю. Потом расправил крылья, в которых немедленно запел ветерок, и сказал: – Если никто не станет возражать, я полечу самостоятельно.
– Летите, голуби, летите, – ласково пропел Кабальеро.
– Должно быть, на сей раз мы имеем дело с синекдохой? – полюбопытствовал Птер.
– Не исключено, – быстро согласился Кабальеро и отвёл глаза. Он плохо представлял, что такое синекдоха, а вдобавок постоянно путал её с катахрезой. – Совсем не исключено. Прошу загружаться. – И предводитель цивилизованных гвардейцев-раскольников первый вступил на тёплую податливую крышу. Согнал с её кожи нескольких отяжелевших от обильной кормёжки оводов, уселся по-турецки и занялся стандартной процедурой подкручивания усов.