Эв не могла оторваться от экрана: у зеркала была она — несомненно, и в то же время — не она. Кто-то, как две капли на Эв похожий, — нет, нет, никогда в жизни она не вела себя так, никогда не была она в этой комнате, никогда не причесывалась перед этим зеркалом, никогда не…
Тонкие белые трусики сами собой поползли вниз — рывками, упали вниз, и Эв-отражение переступила с ноги на ногу, окончательно освобождаясь от призрачной одежки; теперь лицо ее было прямо перед зеркалом, колодцы зрачков смотрели сами в себя — внезапно зрачки сильно расширились, словно от нежданной боли, да, да, именно от боли, Эв помнила эту боль, сладкую боль в паху, куда медленно, ласково, но настойчиво проникало нечто большое и тоже горячее…
Эв машинально поднесла руку ко лбу — отерла капельки пота и, внезапно осознав этот пот, несколько мгновений недоуменно смотрела на ладонь: влажные пальцы едва заметно подрагивали, а на экране — на экране компа Эв-отражение равномерно колыхалась взад и вперед, то ближе к зеркалу, то дальше, смуглые руки цепко держались за раму зеркала, черные волосы то закрывали лицо, то отступали волнами, и эта улыбка, эта блаженная улыбка!..
Откуда это?
Почему?!
Завороженно глядя, как ее двойник закусил губу, не будучи в состоянии выдержать нарастающую сладостную муку, Эв пыталась овладеть бешеным хаосом мыслей, набиравшим скорость вослед нарастающему ритму движений на экране; Эв старалась установить хотя бы подобие контроля над страшным торнадо, раздиравшим ее хорошенькую головку, — безумие, о котором Эв ведать не ведала, было, казалось, в одном-двух шагах…
Это все было с ней! И — не было!
Она — в неведомой комнате, у зеркала, одна.
И — не одна.
Кто? Кто?!
Невыносимо…
Дрожащим пальцем Эв коснулась сенсора.
Экран померк.
С трудом поднявшись на ноги, она пустила воду тонкой струйкой и, подождав, пока не наполнится ковшик ладоней, плеснула воду в лицо — потом еще и еще раз. Тщательно, с силой, чуть не сдирая кожу, растерла лицо мохнатым полотенцем.
Я не в порядке.
Со мной все плохо. Очень плохо.
Я сошла с ума.
Я — синт, и я сошла с ума.
Я — синт…
Это я во всем виновата.
Эв с силой надавила на виски.
Конечно, все дело в ней. Если бы она была в порядке, не случилось бы все то, что случилось на этой планете, и господина не поместили бы под арест. Она бы уберегла господина от неприятностей. Не мешкала бы, а помогла принять верное решение. Прорвалась бы сквозь ряды обороняющихся и не дала бы чинам взорвать эти чертовы бомбы. И — приказ был бы выполнен. Господин стал бы героем. А теперь…
Еще неизвестно, чем дело кончится, когда «Назгул» прибудет на базу. Может быть все, что угодно. Командир легиона — отвратительный человек, он терпеть не может господина и не упустит случая ему нагадить. Или еще хуже.
И во всем виновата она, Эв.
Эвелин ван дер Хаас.
Гребаный синт из пробирки.
Ни на что не годный.
Она медленно потянула из крепления автоматическую зубную щетку, невидяще глядя на тонкую, слегка заостренную ее рукоятку: вот выход. Простой и надежный. Наказание за все. Да, она должна быть наказана. Она не справилась.
Нет. Слишком просто.
Эв рывком вставила щетку обратно.
Глупости. Кто же тогда позаботится о господине?
Она во всем виновата — она и должна все исправить. Таков ее долг.
Эв выпрямилась перед узким зеркалом, вгляделась в свое отражение — настоящее: сумасшедшие глаза, раздувающиеся ноздри, упрямо, до белизны сжатые губы. Потом быстрыми точными движениями собрала волосы в экономный пучок на затылке.
Да.
Вывести господина из-под удара. Спасти.
Потом рассказать ему, что с ней происходит — а что, что с ней происходит? что?! — и пусть господин решает, как быть с Эв.
Она полностью в его власти.
13
— Р-р-ричардоннер-р-р-р… — Ларс фон Шоербезен с трудом разлепил тяжелые, непослушные веки. Язык, странно толстый и неповоротливый, ворочался во рту еле-еле. В голове плавал мутный туман: Ларс балансировал на грани беспамятства. Он не мог пошевелиться, а его замечательный командный голос, от грома которого приседали даже видавшие виды легионеры, превратился в полузадушенное, еле слышное (если вообще слышное, Дракон не был уверен) сипение. — Эв… — позвал Дракон, позвал, как ему показалось, внятно и достаточно громко, но сам себя не услышал. — Мамац-ц-цао…
Перед глазами рябило, плавали кривые цветные пятна, взгляд как следует не фокусировался, и тем не менее, собрав все оставшиеся силы, Ларс сумел разглядеть неподалеку смутно знакомую спину в вакуумной броне — тонкая талия, узкие плечи, черные ножны наискось.
Эв?!
Дракон напрягся, зашарил в сусеках памяти — где он? почему? что это вообще все такое?.. Память отзывалась вяло, еле-еле, выбрасывая какие-то смутные, сумбурные образы: темный ночной бокс, скомканная подушка, комариный укус в шею, грохот — тихий, далекий, как сквозь толстый слой ваты, ослепительный яркий свет, потом опять грохот, нет — скорее гул, знакомый гул… двигателей? Да, двигателей. Определенно. Значит, он, Ларс фон Шоербезен, на корабле?