И в тот самый момент, когда в потолок метнулся первый луч из потрескавшейся горошины, я закрыл глаза. Через секунду чашку разорвало на осколки прямо в моей руке. Меня шатнуло назад и окатило вонью.
Я устоял, вслушиваясь в реакцию Игната.
Он перестал мычать и теперь тяжело сопел.
— Игнат? — произнёс я, не открывая глаз и нашаривая пальцами клейкие оковы на его лице. — Поговорим?
Он хрипло выдохнул, как только я убрал кляп.
— Расскажи, участвовал ли ты в заговорах, нарушал ли правила ведения отчётности в Канцелярии, писал ли доносы?
— Я... нет. Конечно, нет, — охотно заговорил Игнат. — Я всё делал правильно, ни в каких заговорах не участвовал... я дорожу своей работой, но мой начальник... терпеть его не могу. И однажды я нарушил кое-что. Нужно было проверить и внести отчёты в архивную книгу, но я задержался у Жани. Мы целовались, а потом я остался у неё ночевать... в первый раз... и потом не проверил отчёты, потому что опоздал утром... это было в прошлом году, но до сих пор гложет...
— Нет, не то, — оборвал я его, чтобы не тратить время на лишние откровения.
Заклинание работало около десяти минут, и надо было поторопиться. С другой стороны, стоило проверить секретаря сразу — он мог помогать предателю. Однако оказался ни при чём, и хорошо. Не хотелось бы лишать Лёву старшего брата.
— Расскажи мне про отчёт, с которым вышел Бажен Орлов в тот вечер, когда учитель Галей привёл меня и семерых других студентов в приёмную Канцелярии. Это было больше трёх недель назад. Ты ведь видел и читал то донесение.
— Донесение... Орлов... — Игнат напряжённо выдохнул. — Да-да. Точно. Было донесение. Его анонимно прислали в Канцелярию по почте. Я тогда проверил, что жреческая бумага в письме настоящая, как и клятвенная печать. Кто-то написал донос, поклялся на нём и потом отправил нам. К тому же, доклад содержал информацию о студенте Академии... о тебе... поэтому я сразу сообщил своему начальнику, а он сообщил Орлову.
— То есть Канцелярия и Орлов не знали, кто написал донос?
— Нет. Он был анонимный. В тот вечер Орлов взял с собой только первое письмо.
Меня пробрал мороз.
— А сколько всего было доносов?
— Семь. Они поступали в течение последних трёх недель, и я сразу передавал их начальнику, а тот — Орлову.
Семь! Семь доносов! Мой мозг не хотел даже допускать мысли о том, что все семь студентов предали меня. Мичи, Джанко, Мидори... нет.
— Письма были написаны одним человеком? Или разными?
— Одним. Точно одним. Стиль везде одинаковый, почерк — тоже. Аноним будто вспоминал детали и добавлял их в следующие письма, чтобы ещё больше на тебя наговорить и убедить в том, что ты опасен.
Я медленно выдохнул, успокаивая нервы.
— Процитируй мне первый отчёт. Лёва говорил, что у тебя уникальная память.
— Х-хорошо... сейчас... — Игнат перевёл дыхание и начал произносить текст.
Я слушал его с закрытыми глазами, а перед моим внутренним взором невольно возникала картина: как зеленеет бумага, и строчки на ней наполняются сиянием, обнажая правду, которую я так долго ждал.
Услышав эти слова, я зажмурился до боли.
Мидори... чёрт возьми...
Это точно не Мичи, он бы никогда так витиевато не написал. Да и Горо с Хамадой — тоже. Этот текст создала девушка, хоть ни одно слово пока не выдавало пола автора.
А Игнат продолжал:
Я слушал, и холод проносился по спине.
Оками-кин...
В доносе говорилось о том, что неизвестно, как Маямото смог заставить меня служить. Рассказывалось ещё много чего — того, что могло быть известно любому, кто жил в Ютаке. Мои тренировки, мои полёты на верхолёте, мои разговоры с Лидией Зерновой, мои отношения с учителем Галеем, учителем Ма и главой Духовного Дома Янамара, Оракулом Тарэта.